Одним рывком он разорвал то, что осталось от ее трусиков. Ее поднятая попка выглядела довольно мило: круглая, полная и шелковисто гладкая. Его ласки оставили легкую розовую отметину на ее чувствительной коже. Она издала ленивый, удовлетворенный звук и перевернулась на одну сторону.
"О нет, даже не думай." Он снова поднял ее, и в этот раз, предупредил ее шлепком по попе. Это привело к ляскающему звуку, за чем незамедлительно последовал ее вздох возмущения. Яркий розовый отпечаток руки засиял на одной ягодице.
"Сукин ты сын!"
Он шлепнул ее вторую ягодицу, и на этот раз она уже не жаловалась — а лишь застонала. Она низко опустила голову и высоко приподняла зад, прося еще.
И тут он подумал, что просто не может быть заведен еще больше. Они должны испробовать шлепки, но позже, когда она будет еще более болтливой и заслужит их. Он поцеловал один пылающий отпечаток и попробовал свои клыки на ее нежной плоти.
"Нам некуда спешить, Мадлена. Много времени уйдет, пока я с тобой закончу."
Он дразнил ее головкой своего члена, водя им меж ее ягодиц и влажной щели.
"Он твой," напомнил он ей, как раз перед тем, как вошел в нее до упора. Она приняла его, тихо ворча от удовольствия.
Часть его, которая всегда пребывала на одной волне с Танжиром, уловила изменения в ритме, доносящиеся из-за стен. DJ модулировал музыку так, чтобы та заполнила пространство пола, и он будет держать танцпол в экстазе до самого утра. Звук так же вырос, и стучащийся бас резонировал в каркасе кровати.
Как будто пробуждаясь вместе с клубом, Мадлена встала на четвереньки. Он накрыл ее собой, так, что оказался внутри нее, над ней, вокруг нее. Он прижался губами к ее уху, почувствовав, как щека ее округлилась от улыбки. Еще раз она откинула голову на одну сторону и предложила ему горло. Не в состоянии удержаться в этот раз, он укусил ее. Она ведь не запретила укусы, в конце концов, он только попьет.
Она закричала от удивления и страха, но в одночасье, ее киска сжалась в спазмах, возбуждая его еще сильнее.
"Грегори! Блин!"
Он отпустил ее и она расслабилась, он опять ее укусил, в этот раз примешивая еще и резкий толчок. Долгое время они просто остановились, замерев на месте, ее плоть в его зубах, ее дыхание резкое, его жажда нахлынула на него красной волной.
Когда он ее отпустил, пекло вырвалось наружу. Она просто озверела под ним, противясь и выкручиваясь. Она была настолько мокрой, что он мог слышать, как они шлепались друг о друга, такой мокрой, что ее сущность обволокла его яйца и стекала по его бедрам. Он боролся, чтобы она осталась на месте, и для этого использовал зубы и руки. Еще никогда он не был так груб с женщиной, но, опять же, у него никогда не было такой женщины в кровати, как эта. С другими любовницами он был осторожен, а с ней — все чего ему хотелось, это затрахать ее до смерти, сожрать заживо, и, разлегшись на закате зари, обгрызать ее косточки.
И это казалось нормально.
"Да!" закричала она, качаясь с ним в такт так же сильно, ее кожа, скользкая от пота, скользила по его. "О Боже, да!"
Задыхаясь и проклиная, она снова кончила, она дрожала, пока не упала лицом на кровать от изнеможения. Он рухнул вместе с ней, не прижимая ее своим весом вовсе. Он ерзал в ее поту, как бессознательное загнанное животное, потерянный в тепле ее тела.
Когда он прошел через такое, пути назад нет, он потянулся к ее руке. Последним в его ясной памяти осталось ощущение, что она держалась за него.
Спасибо тебе, Господи, за то, что наградил меня последним восхитительным сексом.
Когда ее не ударила молния, Мэдди ухмыльнулась на матрасе. Господь хотел, чтобы она была счастлива, это она знала, и он должен был уберечь ее от этой последней встречи; иначе, она была уверена, ее сердце не выдержит и остановится прямо посреди всего этого. Моментами ее трясло не на шутку, но она пренебрегала всеми предостережениями и ни о чем не думала. За такой секс не грех и умереть.
Грегори поражал ее с каждым шагом все больше. Он не просто интриговал ее, он был сексуальным; он был не просто сексуальным, он отдавался; он не просто доставлял удовольствие, он трахал ее так, будто у него была прямая связь с ее мозгом.
Еще более удивительно было то, каким спокойным он, казалось, был сейчас, лежа на ней, полностью расслабленный. После занятия сексом, интенсивным сексом, в основном, некоторые мужчины не могли дождаться, чтобы вылезти из кровати и заняться своими делами. Конечно же, она была в его кровати — это так — но было очевидно, он хотел, чтобы она осталась. Он лежал на ней, не подавая никаких признаков движений. Ее левая рука все еще была переплетена с его.
И, что лучше всего, он не заметил ее опухших щиколоток.
Когда она обдумывала все эти вещи, Грегори вернулся на мир живых. Он повернул ее для поцелуя. Хотя Мэдди могла поклясться, что у нее не осталось сил даже сморщиться, она поняла, что прильнула своим телом к его, скользя руками по его сильной спине, дразня его, и проваливаясь глубоко, глубоко в поцелуй без конца.
Когда они решились прерваться за порцией свежего глотка воздуха, она задыхаясь спросила, "Господи! Мне нравиться заниматься этим. Кто научил тебя целоваться?"
"Ты." Он пробежался пальцем о ее губам, ее синие глаза мягкие и ищущие. "Я не могу вспомнить, как это целовался с кем-то еще."
Дерьмо. Теперь ее сердце действительно сдастся. Миллионы тревожных сигналов зазвонили в ее голове. Сладкие разговоры были опасны. Чувства были опасны. Пришло время отступать — отступать медленно и менять направление.
"Итак, ты занимаешься боксом?" О, очень умно, Мэдди.
Грегори глянул на нее в удивлении. "Почему спрашиваешь?"
"У тебя телосложение, как у борца." Она провела рукой по его мускулистому плечу. Верхняя часть его тела была достаточно сильна, и Мэдди не думала, что это последствие зависаний в ночном клубе. "Это видно также и по твоим ногам. А еще, твой нос."
Он поймал ее руку, пока она не притронулась к его носу. "Должен довести до твоего сведения, только один брейк случился на ринге. Что тебе известно о боксе?"
"Ты спроси, чего я не знаю? Я из семьи боксеров. Мой отец с братьями занимались боксом в свое время, а мой кузен — Энджел Эскобар."
Грегори вдруг засветился, как елка в новогоднюю ночь. "Мститель? Я видел его поединок, когда он победил Мигеля Сантоса. Лучший бой, который я когда- либо видел. Ты его кузина?"
"Ага." Рассеянная, периферийная слава — всегда такой ажиотаж. "Все мои кузены когда-то всегда боксировали на кровати моей бабушки."
"Знаешь, а это многое проясняет на счет твоего темперамента."
Мэдди попыталась вырвать свою руку, но он держал ее крепко. Он улегся на спину, чтобы разглядеть ее пальцы один за другим. "Значит, жестокость тебя не беспокоит?"
