После доставки в землю обетованную любителей золотых самородков железные парусники везли в новые страны Южной Америки и на американский Запад уголь, железные балки, рельсы и машины, изготовленные в Великобритании, кокс, железо из Гамбурга, продукты, произведенные в Голландии и Бельгии. Парусники, отплывавшие из французских портов, наполняли трюмы всеми этими товарами, шли через Атлантику, а чуть позже к ним присоединились европейские суда, огибавшие мыс Горн. Они перевозили нитраты и гуано из Чили, каледонский никель, индийский рис, австралийскую шерсть, орегонское зерно.
Команды этих железных судов отличались от тех команд, с которыми капитаны прошлого века ходили вокруг мыса Горн, поскольку их уже не набирали в невероятной спешке. Теперь профессионалов на судах стало не в пример больше. Однако французские капитаны зачастую обращались к вербовщикам, которые так именовались официально, но качество их «товара» со временем повысилось.
Они держали в крупных французских портах полуофициальные конторы по найму, юридическим адресом которых были трактиры. Матрос, желавший отправиться в плавание, сам обращался к ним, но вербовщики постоянно рыскали в округе, чтобы всегда иметь под рукой необходимых людей. Они предоставляли морякам за наличные или в кредит все необходимое для долгого плавания. Эти услуги приносили им доход в дополнение к премии, которую платили капитаны за каждого нанятого матроса. Вербовщики были заинтересованы в подборе подходящих людей, если не хотели, чтобы капитаны обращались к другим посредникам. Конкуренция сделала свое дело. Но вербовка никогда не обходилась без выпивки.
– Опять пьяницы! – восклицал капитан, увидев вербовщика с его кандидатами.
– Нет, капитан, они трезвы, как верблюды, но обмыть отплытие все-таки нужно.
За этим следил владелец трактира. Не все вербовщики были совсем уж бессовестными. Иногда они сами убеждали «рекрута» отправить семье часть аванса, выданного перед отплытием.
Не только вербовщики поставляли на корабли рабочую силу. Капитаны обращались также к хозяйкам специальных гостиниц для моряков, а также к капитанам портов. Незадолго до войны 1914 года институт «паритетных контор» военно-морского флота практически положил конец деятельности вербовщиков, но многие из них более или менее подпольно продолжали работать, поскольку капитаны предпочитали пользоваться услугами тех, кто заслужил их доверие.
Командный состав такого большого железного парусника обычно включал капитана, его первого и второго помощников и офицера, ответственного за камбуз, иными словами, заведующего съестными припасами. Экипаж состоял из двух дюжин матросов, боцмана, старшего механика (он отвечал за лебедки, насосы и прочие паровые механизмы) и главного кока, которому помогали два, три или четыре юнги.
В ту эпоху не было восьмичасового рабочего дня. Команда работала вахтами на левом и правом борту: четыре часа работы, четыре часа отдыха, четыре – работы и так далее. Чтобы две вахты не пересекались постоянно в одни и те же часы, смены происходили в два и в четыре часа дня. Любой офицер был занят не меньше, чем матросы: к его вахтенным часам добавлялось время на астрономические наблюдения и расчеты, на разработку меню с коком. Кроме того, следовало присутствовать на раздаче порций и проверять дважды в день или чаще судно и груз. Груз мог сместиться, или испортиться, или нагреться, а если это был уголь, опасность становилась смертельной. Помощники оставались на службе по шестнадцать или восемнадцать часов в сутки, все время на ногах. Подобный распорядок соблюдался в тихую погоду. Во время бури все находились на палубе, забыв о графике. Не было графика и у капитана, двадцать четыре часа из двадцати четырех на нем лежало бремя ответственности, выраженной в знаменитой формулировке: «Хозяин на борту после Бога». Радио еще не было, и капитан, выйдя в открытое море, действительно решал все.
Как и состав команды, удобства на парусниках улучшались со времени первых судов, огибавших мыс Горн. Посетители, поднимающиеся сегодня на борт больших парусников-музеев, хранящихся в Великобритании, в Соединенных Штатах и в Германии (Франция, увы, не чтит свое прошлое), находят помещения на корме тесными, но вполне приличными: каюта и столовая капитана, кают-компания и каюты офицеров, камбуз и кладовая. Помещения на носу, в частности темный кубрик команды с узкими, расположенными друг над другом койками матросов, больше смахивающими на гроб, кажутся не очень-то пригодными для жизни. Да такими они и были на самом деле. Но во все времена находились любители суровой жизни, некоторые даже стремились к ней.
Что касается пищи, то разница между кормой и носом была не столь существенной. Команда получала в полдневный завтрак картошку с соленым салом по понедельникам, средам и субботам; треску с картошкой – по пятницам; сардины и говяжьи консервы – по вторникам, четвергам и воскресеньям. Гарниром всегда был картофель. Вечером ежедневно подавались суп с фасолью и фасоль в качестве второго блюда. Сухари в неограниченном количестве, свежий хлеб по четвергам и воскресеньям, кварта вина во время каждого приема пищи, шестьдесят граммов спирта. Меню офицеров – те же треска, соленое сало, картофель. Офицерское вечернее меню отличалось некоторым разнообразием. Иногда луковый или мясной суп, жюльен, макароны, курица и даже выпечка, хлеб и вино в неограниченном количестве.
Люди считали нормальными не только разницу (относительную) в удобствах между офицерами и матросами, но также и субординацию, эту вечную разницу между носом и кормой. Обращение друг к другу на борту судна соответствовало иерархии. Все, от первого помощника до юнги, во время плавания называли командира судна капитаном; к офицеру обращались «господин»; начальника команды матросы и офицеры называли «мэтром», но чаще боцманом. Боцман, в чьи обязанности входило обеспечить выполнение матросами маневров и поддержание дисциплины среди команды, был очень важным лицом. Как и помощники капитана, он нес во время плавания вахту.
В принципе, ни офицеры, ни боцманы не обращались к матросам на «ты». Капитан поступал так, как ему заблагорассудится. Тогда никакому портовому и прибрежному жителю не приходило на ум называть «старыми морскими волками» всех тех людей, о которых мы только что говорили, потому что они были молодыми: помощникам капитана зачастую было двадцать лет, первым помощникам – от двадцати трех до двадцати пяти лет, а самим капитанам – меньше тридцати.
Их молодость, быть может, объясняет, что в ту эпоху, скажем в 1905-1920-е годы, жены капитанов иногда отправлялись вместе с ними в долгие плавания. Но только капитан пользовался этой привилегией. Насчитывается около тридцати таких жен-мореплавательниц, и некоторые из них оставили превосходные заметки о путешествиях. Требовалось немалое мужество, чтобы справиться с усталостью и противостоять настоящим опасностям. А кроме того, проявлять особую сдержанность, чтобы их присутствие на борту не вызвало неприятностей. Фотографии свидетельствуют: эти женщины не расхаживали в мини-юбках и не принимали солнечных ванн. Тот факт, что историки парусного флота не приводят ни одного случая беспорядков из-за женщин, показывает прочность иерархических отношений и дисциплины на этих судах.
