Поэтому, несмотря на протесты биологов, утверждавших, что им и нескольких недель было бы мало для исследований, собрали барак, запустили моторы, и колонна двинулась на северо-запад. Роган не мог сообщить товарищам никаких подробностей о «Кондоре» – он и сам их не знал. Ему хотелось поскорей очутиться на корабле; он предполагал, что командир даст ему очередное задание, сулящее более важные открытия. Конечно, теперь необходимо было прежде всего обследовать предполагаемое место посадки «Кондора». Поэтому Роган выжимал из машин всю доступную им скорость, и гусеницы совсем уж адски лязгали и скрежетали, размалывая камни.
Наступила тьма, и зажглись большие фары машин; это выглядело необычно – даже грозно: движущиеся снопы света то и дело выхватывали из мрака бесформенные и будто шевелящиеся силуэты великанов, которые оказывались только скалами – свидетелями прошлого, последними остатками выветрившейся горной цепи. Несколько раз пришлось притормаживать у глубоких расселин, зияющих в базальте. И наконец, далеко уже за полночь, они увидели освещенный со всех сторон, будто на параде, сверкающий издали, как металлическая башня, корпус «Непобедимого». По всему пространству силового поля сновали вереницы машин – выгружались припасы, горючее; группы людей стояли у пандуса в слепящем свете прожекторов. Уже издали слышались отголоски этой неустанной суетни. Над движущимися столбами света вздымался молчаливый, испещренный перебегающими световыми пятнами корпус крейсера. Вспыхнули голубые огни, указывая, где будет открыта дорога сквозь силовую завесу, и машины, покрытые толстым слоем пыли, одна за другой въехали в защищенный круг. Роган, не успев еще спрыгнуть с машины, окликнул одного из стоявших поблизости – он узнал Бланка, – спрашивая, что с «Кондором».
Но боцман ничего особенного не знал, Роган от него мало что услышал. Перед тем как сгореть в плотных слоях атмосферы, четыре спутника доставили одиннадцать тысяч снимков; по мере их поступления снимки наносились на особым образом протравленные пластинки в картографической каюте. Чтобы не терять времени, Роган вызвал к себе техника-картографа Эретта и, принимая душ, расспрашивал его обо всем, что произошло на корабле.
Эретт был одним из тех, кто искал на полученной фотограмме следы «Кондора». Это зернышко стали в океанах песка разыскивали около тридцати человек одновременно: кроме планетологов, на это дело мобилизовали картографов, радарных операторов и всех пилотов. Сутки напролет они посменно просматривали поступающие снимки, отмечая координаты каждого подозрительного пункта планеты. Но известие, переданное Рогану командиром, оказалось ошибочным. За корабль приняли редкостно высокий каменный столб, отбрасывающий тень, поразительно похожую на четкую тень ракеты. Так что о судьбе «Кондора» по-прежнему ничего не знали.
Роган хотел доложить командиру о своем прибытии, но тот уже отправился спать. Роган тоже пошел к себе. Несмотря на усталость, долго не мог уснуть. А когда он встал утром, астрогатор через Баллмина, руководителя планетологов, передал распоряжение отправить весь собранный материал в главную лабораторию. В десять утра Роган ощутил такой голод – он еще не завтракал, – что спустился на второй ярус, в малую кают-компанию радарных операторов. И тут, когда он стоя допивал кофе, к нему ринулся Эретт.
– Что, нашли его? – резко спросил Роган, увидев взволнованное лицо картографа.
– Нет. Но нашли нечто большее. Идите скорей, вас вызывает астрогатор…
Рогану казалось, что стеклянный цилиндр подъемника ползет невероятно медленно. В затемненной каюте было тихо, лишь шуршали реле, а из подающего отверстия выплывали все новые и новые влажно блестевшие снимки. Два техника выдвинули из стенного люка нечто вроде эпидиаскопа и погасили остальное освещение как раз в тот момент, когда Роган открыл двери. Он успел заметить белеющую среди других голову астрогатора. Потом засеребрился спущенный с потолка экран. Все затаили дыхание. Роган постарался придвинуться поближе к большой светлой плоскости. Снимок был не слишком удачный и вдобавок черно-белый. Посреди мелких, хаотически разбросанных кратеров выделялось голое плоскогорье, с одной стороны обрывающееся по такой прямой линии, словно скалы рассек какой-то гигантский нож: это была береговая линия; остальную часть снимка заполняла однообразная чернота океана. Неподалеку от обрыва распростерлось мозаичное скопище нечетко очерченных форм, в двух местах перекрытое полосами облаков и их тенями. Но все равно не подлежало сомнению, что эта странная, нечетко просматривающаяся формация не является геологическим образованием.
«Город…» – взволнованно подумал Роган, но не сказал этого вслух. Все по-прежнему молчали. Техник возился у эпидиаскопа, тщетно пытаясь увеличить четкость изображения.
– Были помехи на приеме? – раздался в тишине спокойный голос астрогатора.
– Нет, – ответил из темноты Баллмин. – Прием был чистый, но это один из последних снимков третьего спутника. Через восемь минут после этого он перестал отвечать на сигналы. Вероятно, снимок сделан через объективы, уже поврежденные высокой температурой.
– Камера находилась над эпицентром не выше семидесяти километров, – добавил кто-то; Рогану показалось, что это говорит один из самых способных планетологов, Мальте. – А по правде говоря, я оценил бы ее в пятьдесят пять – шестьдесят километров… Посмотрите, пожалуйста. – Его силуэт заслонил часть экрана: он приложил к изображению прозрачный пластиковый шаблон с вырезанными кружками и примерил его поочередно к нескольким кратерам на другой половине снимка. – Они заметно больше, чем на предыдущих снимках. Впрочем, – заметил он, – это не имеет особого значения. Так или иначе…
Планетолог не докончил, но все поняли, что он хотел сказать: что вскоре они проверят точность снимка, поскольку исследуют эту область планеты. Некоторое время все продолжали вглядываться в изображение на экране. Роган уже не был так уверен, что на экране – город или, точнее, развалины города. О том, что это геометрически правильное образование давно уже покинуто, свидетельствовали тонкие волнистые линии песчаных заносов, которые со всех сторон обтекали странные строения, – некоторые почти утонули в песчаном разливе пустыни. Кроме того, эти геометрически четкие руины делила на две неравные части черная зигзагообразная линия, расширяющаяся по мере продвижения в глубь материка, – сейсмическая трещина, пополам расколовшая некоторые большие «строения». Одно из них, очевидно, рухнувшее, образовало нечто вроде моста, зацепившегося концом за противоположный берег расщелины.
– Дайте свет, – сказал астрогатор. Когда стало светло, он взглянул на стенные часы. – Через два часа стартуем.
Послышались озадаченные возгласы. Особенно энергично протестовали люди главного геолога, которые во время пробных бурений уже углубились в почву на двести метров. Горпах повел рукой, показывая, что никаких дискуссий не будет.
– Все машины возвращаются на корабль. Обеспечьте сохранность полученных материалов. Просмотр снимков и дальнейшие анализы идут своим чередом. Где Роган? А, вы тут? Хорошо. Слыхали, что я сказал? Через два часа все должны быть на стартовых местах.
Возвращение выгруженных машин на борт проводилось торопливо, но упорядоченно. Роган был глух к мольбам Баллмина, который выпрашивал еще хоть четверть часа на бурение.
