– Но, может, другие…
– Да ведь этому автомату по меньшей мере триста тысяч лет.
– Почем вы знаете?
– Потому что на нем оседал известняк, по мере того как испарялась вода, капающая со сталактитов. Галлахер сам проделал примерные расчеты, исходя из скорости испарения, образования осадка и толщины его слоя. Триста тысяч лет – это по самым заниженным расчетам… Да и вообще автомат этот, собственно, знаете, на что похож? На эти самые руины!
– Значит, это никакой не автомат…
– Нет, он, должно быть, двигался, только не на двух ногах. И не как краб… Да вообще-то не успели мы выяснить – сразу вслед за этим…
– Ну, что же было?
– Я время от времени пересчитывал людей. Я был в прикрытии, понимаете, обязан был охранять их… но они ведь все были в кислородных масках, вы же знаете – в масках все становятся похожи друг на друга, а комбинезоны тоже трудно было различить по цвету, очень уж они перепачкались глиной и запылились. Вдруг я одного человека недосчитался. Созвал я всех, и мы начали поиски. Кертелен очень обрадовался своему открытию, вот и продолжал шнырять по ущелью. Я думал, что он просто свернул в какое-нибудь ответвление ущелья… там ведь полно закоулков, но все они короткие, неглубокие, отлично освещенные… И вдруг он вышел навстречу нам из-за поворота. Уже в таком состоянии. С нами был Нигрен, он сначала подумал, что это тепловой удар…
– Так что же с ним, собственно?
– Он без сознания. Хотя вообще-то нет. Он может ходить, двигаться, но только невозможно установить с ним контакт. И речь он потерял. Вы слыхали его голос?
– Да.
– Теперь он вроде выдохся немного. Сначала было еще хуже. Никого из нас он не узнавал. В первые минуты это было самым страшным. Я кричу: «Кертелен, куда ж ты запропал?» – а он идет мимо, ну будто оглох, прошел между нами и двинулся вверх по ущелью, но такой походкой, так как-то чудно, что все мы похолодели. Ну прямо будто подменили его. На оклики он не реагировал, мы побежали за ним. Что там делалось! Словом, пришлось его связать, иначе нам бы его сюда не доставить.
– А врачи что говорят?
– Да переговариваются, как положено, по-латыни, а вообще-то ничего не понимают. Нигрен и Сакс пошли к командиру, можешь там их расспросить…
Гаарб ушел тяжелыми шагами, наклонив голову на свой особый манер. Роган на лифте поднялся наверх, в рулевую рубку. Там было пусто, но, проходя мимо картографической кабины, он услыхал сквозь неплотно прикрытую дверь голос Сакса и вошел туда.
– Будто бы абсолютная потеря памяти. Так это выглядит, – говорил нейрофизиолог.
Он стоял спиной к Рогану и разглядывал рентгеновские снимки, поднимая их к свету. За столом над открытым бортжурналом сидел астрогатор; поднятая рука его лежала на стеллаже, битком набитом свернутыми в рулон звездными картами. Он молча слушал Сакса, который неторопливо вкладывал снимки в конверт.
– Амнезия. Но невероятно полная. Он потерял не только память о себе, но и речь, способность писать, читать. Это, собственно говоря, нечто большее, чем амнезия: полнейший распад, уничтожение личности. У него не осталось ничего, кроме примитивнейших рефлексов. Он может ходить и есть, но только если пищу придвигать к его губам. Он тогда ее схватывает, но…
– Он видит и слышит?
– Да. Несомненно. Но не понимает того, что видит. Не отличает людей от движущихся предметов.
– Рефлексы?
– Нормальные. Тут все дело в центре.
– В центре?
– Ну да. В мозге. Будто бы полностью стерты все и всякие следы памяти.
– Так, значит, тот человек с «Кондора»…
– Да. Теперь я в этом уверен. Там было то же самое.
– Видал я однажды нечто подобное… – совсем тихо, почти шепотом сказал астрогатор. Он глядел на Рогана, но будто не видел его. – Это было в пространстве…
– Ах, знаю! И как это мне в голову не пришло! – чуть не крикнул нейрофизиолог. – Амнезия после магнитного удара, так ведь?
– Да.
– Я такого случая никогда не наблюдал. Знаю этот синдром только теоретически. Это ведь случалось много лет назад при прохождении на большой скорости через сильные магнитные поля?
– Да. То есть в особых условиях. Тут существенна не столько сама напряженность магнитного поля, сколько ее градиент и стремительность происходящего изменения. Если в пространстве встречаются большие градиенты, – а бывают и скачкообразные увеличения, – то индикаторы обнаруживают их на расстоянии. Раньше таких приборов не было…
– Правильно… – повторял врач. – Правильно… Аммерхаттен проводил такие эксперименты на обезьянах и кошках. Подвергал их действию мощных магнитных полей, и они теряли память…
– Да, ведь тут есть нечто общее с электрическим стимулированием мозга…
– Но в этом случае, – вслух рассуждал Сакс, – мы, кроме рапорта Гаарба, располагаем показаниями всех людей его группы. Мощное магнитное поле… ведь это ж, наверное, сотни тысяч гаусс?
– Сотен тысяч недостаточно. Нужны миллионы, – безучастно сказал астрогатор. Лишь теперь его взгляд остановился на Рогане. – Войдите и закройте дверь.
– Миллионы?! И наши приборы не обнаружили бы такое поле?
– В одном случае, – сказал Горпах. – Если б оно было сконцентрировано в очень малом пространстве – ну, скажем, величиной с этот глобус – и снаружи было бы экранировано…
– Словом, если бы Кертелен всунул голову между полюсами гигантского электромагнита?..
– Даже этого мало. Поле должно вибрировать с определенной частотой.
– Но там не было никакого магнита и никакой машины, кроме тех проржавевших обломков. Ничего, одни только промытые водой ущелья, гравий да песок…
– И пещеры, – мягко и словно равнодушно заметил Горпах.
– И пещеры… Вы что же думаете, что его кто-то затащил в этакую пещеру, где есть магнит… нет, ведь это же…
– А вы как это объясняете? – спросил командир, и казалось, что разговор этот не то надоел ему, не то стал утомлять.
Сакс молчал.
В три сорок ночи весь корабль наполнился протяжным звонком тревоги. Люди вскакивали с постелей и, ругаясь на чем свет стоит, на ходу одеваясь, мчались на свои посты. Роган уже через пять минут после начала тревоги очутился в рулевой. Астрогатора там еще не было. Роган подбежал к центральному экрану. Черная ночь на востоке редела от бесчисленных белых вспышек. Казалось, будто летящий из одного пункта рой метеоритов атакует ракету. Он глянул на контрольные приборы поля. Автоматы он запрограммировал сам: они теперь уже не могли реагировать ни на дождь, ни на песчаную бурю. Из невидимой во тьме пустыни летело что-то и разбрызгивалось огненными бисеринками. На поверхности поля возникали взрывы, загадочные снаряды отскакивали, уже в огне чертили светящиеся, постепенно меркнущие параболы или стекали по выпуклости силовой оболочки. Вершины дюн возникали на миг из мрака и таяли; стрелки контрольных приборов лениво подрагивали – мощность, которую потребляла система эмиттеров на защиту от загадочной бомбардировки, была относительно невелика. Уже слыша за спиной шаги командира, Роган поглядел на спектроскопические индикаторы.
