РИТА. Как-нибудь заходите с отцом.
ПОЛИНА. Он у меня, вы знаете, пенсионер республиканского значения. Как они собираются все у одной там старушки, эта старушка тост поднимает и говорит: «Когда мы начинали, мы много мечтали. Теперь наши мечты сбылись. Все мы персональные пенсионеры». Видите как. А вы, оказывается, на кладбище работаете на таком. Просто совпадение.
РИТА. Я, собственно, не на кладбище, а в музее. Там рядом музей статистики. Не имеет никакого отношения.
ПОЛИНА. А отец так мечтает о Новодевичьем!
РИТА. Если ему интересно, пусть заходит. У нас, правда, утвержденный текст экскурсии, но для вас я расскажу пошире.
ПОЛИНА. Самое главное, у нас там бабушка моя лежит, мамина мама. Но больше четырех захоронений в одну могилу не дают. А там уже скопилось три. А мамина сестра еще жива, она уперлась: он, дескать, не прямая линия, а зять, боковая линия. А папа с мамой хочет лежать.
РИТА. Вы давно без мамы? Я уже год.
ПОЛИНА. Что вы! Слава богу, живы. Все живы. У них режим дня. Они просто железные. Меня переживут. А я иногда думаю: вот бы мне первой умереть! Никого не хоронить.
РИТА. Хитренькая.
ЭЛЯ. Тогда о чем речь? Девочки, еще выпьем, у меня все-таки день рождения.
РИТА. Да, да, действительно. Ну, кто у тебя будет-то?
ЭЛЯ. Ты что, не могла мне позвонить? День рождения отменяется.
РИТА. У меня девка болела, я с ней сижу, телефона в доме нет, сама знаешь. К тебе поехать, наняла тетеньку, шестьдесят копеек в час, с девкой сидеть. Уложила спать, тогда только поехала. А что, день рождения отменяется?
ЭЛЯ. Отец сказал, что больше такого безобразия в доме не потерпит, что его жизнь не к Петрову, а к Покрову… Сама знаешь. И за месяц заблаговременно начал больницу себе пробивать. Не можешь же ты при больном отце, которого в больницу заберут вот-вот, а все не дают направления. Сегодня наконец ему выделили. Отъехал, мать замучил, я на работу не ходила…
ПОЛИНА. А что с отцом?
ЭЛЯ. Что всегда. Диабет, гипертония, склероз.
ПОЛИНА. А у моего папы аденома простаты, облитерирующий эндартериит и склероз.
РИТА. Вот и мы такие будем.
ПОЛИНА. В том-то и дело.
ЭЛЯ. Что вы, он в больнице отдыхает от нас. Говорит, чтобы больше у меня без дней рождения.
ПОЛИНА. А мы давно все отмечаем в узком семейном кругу, все знаменательные даты. Папа ходит с трудом, а от гостей мусор, тарелки, расходы.
ЭЛЯ. Вот именно. Два года подряд я им делала баранью ногу, салаты, помидорчики доставала. Пролетает сорок – пятьдесят рублей, а дарят одни бутылки. Сами выхлебают и рады. В прошлом году мне подарили стеклянный мундштук, книжку «Древние бурятские памятники» и что-то еще…
ПОЛИНА. Нет, мне мама подарила серьги с изумрудами.
ЭЛЯ. Ну ладно, будем думать, что у меня все же день рождения. Чокнемся. Первый тост за хозяйку, второй за прекрасных дам, третий…
РИТА. Третий за детей. Шестьдесят копеек в час.
ЭЛЯ (Полине). Я слышала, у вас много детей?
ПОЛИНА. У меня двое, а у вас?
ЭЛЯ. У меня вообще.
РИТА. А у меня девка. Очень замечательное существо пяти лет, зовут Таня.
ПОЛИНА. Нет, у меня Владику семь, а Светочке четыре с половиной. Ради них надо кое-как жить. Я тут в экспедиции была, летом в Каракумах. Вышла в пески, легла на бархан и думаю: вот бы так от солнца удар получить, умереть. Но детей ведь не оставишь, их надо поднимать. Старики уже старые.
ЭЛЯ. Да ну, все вырастут, у нас в стране все вырастают. Я вон без отца, без матери, у бабушки в Чулкове сколько жила? И получилась свободный человек. Отец с матерью были за границей, в горящей точке планеты. Туда с ребенком не разлетишься.
ПОЛИНА. А у меня мамин отец при царе был генерал-губернатор. Мамина мама была гувернанткой.
РИТА. А сколько же лет вашей маме?
ПОЛИНА. Она поздний ребенок была у родителей. И я у них поздний ребенок.
ЭЛЯ. А я боюсь поздних детей. Среди поздних детей тридцать процентов идиотов, американцы просчитали.
РИТА. Да ладно, я вон сама пишу диссертацию, вторую главу третий год, тоже все обсчитываю, просчитываю, знаю. Но главное, Полина, как вы умудряетесь с двумя стариками и с двумя детьми! Я вон, пока у меня мама болела, девку на пятидневку сунула. Она там коростой покрылась, а тут мама помирает, а тут начальница просила подать заявление по собственному желанию, что у нее экскурсоводов нет. У меня, говорит, есть на ваше место молодой энергичный товарищ, он быстро освоит тему. Какой-то выпускник.
ЭЛЯ. Чей-то сынок, наверное.
РИТА. Я думаю, вам, нaверно, муж помогает, иначе как с двумя детьми да со стариками на руках!
ПОЛИНА. Он мне ни капельки не помогает.
РИТА. Как вам тяжело, я вам сочувствую.
ЭЛЯ. Это мне тяжело и тебе тяжело, а ей все прекрасно.
ПОЛИНА. Да, мне прекрасно. Стираю дважды в неделю. Мы в прачечную не отдаем, не хотим вариться в общем котле. Детей купаю два раза в неделю. Магазины ежедневно. Готовит мама. Еще пишу диссертацию.
РИТА. У вас еще диссертация?
ПОЛИНА. А как же. Не только у вас. Печатаю ее сама. У нас машинистки со схемами берут тридцать копеек страничка.
ЭЛЯ. У нас двадцать пять, хотите договорюсь?
ПОЛИНА. Пять копеек меня не устроят. Потом у мамы довольно хороший «Ундервуд» остался от ее еще мамы. Она работала машинисткой. Пишбарышня называлась. После революции. Что такое пять копеек, на них не пообедаешь. Я вон не обедаю, беру с собой бутерброд, на горелке готовлю чай. Летом, когда наши на даче, дома хуже, никто не готовит. Так я ем суп из пакетиков. На два дня идет один пакет. Один раз двое суток сидела голодная. Костя привел к нам друга Пашу, и они мой суп на два дня сразу съели. Я с работы пришла и прямо заплакала. Холодильник пустой. Я же рассчитывала на горячий суп. А супа нет. Села печатать, печатаю и плачу. Костя на меня кричит, что, людей, что ли, нет кругом, заняла бы рубль, сбегала бы в столовую. А я плачу. Так и проголодала два утра и два вечера. Хлеб-то и сыр для обеда у меня был с собой в сумке, тоже на два дня. Иначе бы я не протянула. Обед обедала.
ЭЛЯ. Да ну, я всегда живу в долг. Играю в черную кассу. Денег нет и не будет, зато есть что надеть. Родители пока кормят. Все остается мне на булавки.
РИТА. Ну да, как мы пошли к одной бабе на банкет. Защита диссертации. В ресторан. Наутро меня девочки на работе спрашивают, кто как был одет. А ты, спрашивают. А я, говорю, была в чем всегда, в отрепьях.
ПОЛИНА. А я всегда аккуратно хожу, я перешиваю из старого. У нас швейная машинка марки «Зингер», я перешиваю из своих старых школьных платьев, тогда носили длинное такое и широкое.
