Книга Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы, страница 270. Автор книги Людмила Петрушевская

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы»

Cтраница 270

ЛОРА. Клевый? (Горда произнесенным словом.)

ГАЛЯ (так же гордо). Я сама чувиха клевая.

Картина шестая

В доме у Лики. За столом ЛИКА, МИХАЛ МИХаЛЫч, который задремывает, НЕТА и ЛЮБА.


ЛИКА. Вашу дачу на Сорок втором километре занял доктор Еремченко.

НЕТА. А наша библиотека тоже (машет рукой) сгорела.

ЛЮБА. Нам ничего не надо. Когда ничего нет – и не о чем жалеть, и нечего отбирать. Мы последние люди, у нас нет ничего.

ЛИКА. Господи, а я вам не посылала… Тут тоже было, первый сын Вадима моего… Ну, от той незаконной жены… Ну, я говорила. Короче говоря, Руслан. Он учился, потом женился студентом, родил девочку, она болела, ей усиленное питание. Руслан погиб. Короче, трое их, шестеро нас после войны сидели у Вадима на шее. Вадим умер в пятьдесят пятом, годовщина уже прошла… Исполнилась. Что ты. Славная жизнь была, он уже не ходил, а дети, внуки Сереженька и Машенька, с ним в кровати сидели, он им читал, Машеньку на горшок, Сережу на горшок, вытрет, переоденет, они как котята переваливались по нему… У него уже пролежни были, а он все радовался, какой из него помощник. Птичек им делал из ваты, они у него и засыпали. А он умер, теперь Сереженька в садик, Машенька в садик… Скоро их Эра из сада приведет.

НЕТА. Кто был ничем, тот станет всем.

ЛЮБА. Ты нас спасла. Когда сосед майор Барков рассек маме топором голову, ее спас доктор. Маму перевязали бинтом, она лежала настоящая красавица, как в короне. Белоснежный бинт. Мы белого на себе ничего не видели много лет. Доктор держал ее за руку и не отпускал. Барковы совершенно распоясавшиеся бандиты.

ЛИКА. Это где?

НЕТА. Это в Уфе. Он кричал, что мы им в примус подливаем воду.

ЛИКА. А ваша Катя хорошая, добрая, несчастная. Она скиталась здесь с девочкой, снимала койки, углы. Она попала в больницу, звонит нам, мы забрали к себе ее Лору, на время, так она украла у Олечки в десять лет цветную бумагу. Тоже ведь, знаете. Сорок восьмой год. Правда, небольшой кусок, но от шоколада, со звездами. А Лора как раз жила у нас и так и не созналась. Олечка плакала страшно, деда ее утешал. Тоже ведь бедные дети, все бедные. Всего лишены были.

ЛЮБА. Бумажку потом нашли?

ЛИКА. Бумажку нашли всю какую-то изодранную. Дети, что с них взять. Катя вышла из больницы, а Лорочка от нас уже три дня как убежала, жила у себя на койке у хозяев. Ужасно. Мы так и не поддерживали с тех пор связи, смешно говорить. Я думала, Катя вам помогает.

ЛЮБА. Лорочка не могла украсть. Со злости она могла изорвать. Не та семья, не та порода. У Лорочки в детстве был даже американский домик с кроваткой, из Америки привез Илья. А Лорочке было три месяца, она эту кроватку сосала.

НЕТА. Сын Ильи тебя любил, Илья на это рассчитывал и подарил кроватку.

ЛЮБА. Володька?

НЕТА. Но у них у всех был туберкулез.

ЛИКА. Счастью детей я никогда не препятствовала. Когда мы спрятали Эру после ареста ее матери, немецкой коммунистки, помните? Вы этого не знали. Мы ее выдали за домработницу и прописали.

НЕТА. А, это та история, что вы с Вадимом ахали и охали, что мальчик не виноват, мальчику рано, а тут родилась у них Оля.

ЛЮБА. А я все думала, почему Володька не нравится маме. Она говорит, они все семья перерожденцев. А у них был туберкулез, оказывается. И тут их взяли.

НЕТА. Я же и сказала, конечно, перерожденцы. Я была права в ста процентах.


Входит ЭРА, она неестественно улыбается.


ЭРА. Саша только что сообщил, что уходит от нас. Он приезжал, оказывается, взять свои вещи.

ЛИКА. К кому он уходит?

ЭРА. Там врач.

ЛИКА. Она интересная? За полгода, правда, и посторонний столб покажется интересным, но это пройдет. У него это проходит.

ЭРА. Видимо. Она беременная.

ЛИКА. Эра, она кошка! Она самка! Она никто!


Входит Саша с двумя чемоданами. Эра, прислонившись к стене лбом, глухо стонет.


Эра, дочка, я с тобой! Она гулящая дрянь!


Входит Оля, беспомощно стоит рядом с отцом.


Саша, объясни мне! Объяснись.

САША. Олечка, я тебя взять не могу. Там у нас комната… восемь метров в бараке. Стройка. Я ушел в отставку, меня ушли, вернее. Я разнорабочий. Рая медсестра. Я живу у нее. Меня пошлют на курсы сварщиков.

ОЛЯ. Мама, что ты слушаешь, не слушай. (Обнимает Эру.)

САША. Надо колоть дрова, топить печку, носить воду из колодца. Ты не сможешь. Это север.

ОЛЯ (плача). Мамочка, только не плачь! Я буду все делать.

САША. Вам я ничего не должен, я оставляю вам всю пенсию.

ЭРА. Но твоя мать, она же твоя мать!

САША. Ты всю жизнь ей угождала, угождай и дальше.

ЛИКА. У меня есть дочь и внуки, это счастье! Только не бросай уж ты меня, моя доченька единственная. (Рыдает.)


Саша, мотнув головой, уходит вон с двумя чемоданами.


ЭРА (задыхаясь). Придут эти двое никому не нужные из садика. Хорошо, что у них короткая память.

ЛИКА. Они пережили смерть дедушки… Переживут, ничего, и это. Эра, пойдешь работать. Дедушка умер… вот беда… Вадим Михалыч умер.

МИХАЛ МИХАЛЫЧ (просыпаясь). Я был его брат. Самые лучшие слова, какие только можно выразить.

ЛИКА. Михаил, устрой Эру на работу. Она инженер.

МИХАЛ МИХАЛЫЧ. Сейчас трудно, массовые увольнения из армии. В школу, преподавать труд. И то сложно. Но подумаем. Майкин дядя женат на директоре курсов стенографии.

НЕТА. Люба, шаска бужи шачто бумы шабу будем шапо булучать шапа буёк!

ЛЮБА. Проживем, мы же будем прикреплены к столовой! Будем брать сухим пайком. Как и до войны.

ЛИКА. Никакой паек не заменит детям отца, жене мужа. Эра, поезжай в Березай, вымоли, выклянчи у него прощения и роди ребенка! У тебя четверо будет, у нее один, да дрова, да колодец! Эра, валяйся у него в ногах! Никто не даст ему развода!

Действие второе
Картина седьмая

Репетиция хора.


СТАНИСЛАВ ГЕННАДИЕВИЧ. Повторяю: до фестиваля остается – до Всесоюзного три месяца, до Всемирного фестиваля молодежи и студентов пять. Старики, вам слово.

СКОРИКОВА. Станислав Геннадиевич, сначала вот. (Медленно.) Мы скорбим по поводу гибели в командировке в Канаде Володи Гречанинова. Просьба встать. Просьба садиться. Станислав Геннадиевич, остается открытым вопрос о первых тенорах. В оперной студии медработников есть Туманский, но он не лирический, а драматический тенор. Стоит вопрос этот обсудить. Туманский вроде бы ставит условия, он поступает в Гнесиных на вокальное, зная, что вы, Станислав Геннадиевич, являетесь доцентом Гнесиных…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация