ОЛЯ. Всё.
МИЛИЦИОНЕР. Был еще один человек?
ОЛЯ. Нет.
МИЛИЦИОНЕР. Бухарцева показала, что был.
ОЛЯ. Никого там не было.
МИЛИЦИОНЕР. Вы напрасно так. Дача ложных показаний.
ОЛЯ. Да не было!
ЛЁНЯ. Это я там был этот человек. Виноградов Леонид Витальевич. Тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Студент МВТУ имени Баумана. Всё?
МИЛИЦИОНЕР. Сколько вы там пробыли?
ЛЁНЯ. Я пробыл там минуту.
МИЛИЦИОНЕР. Что вы там делали?
ЛЁНЯ. Оля отказалась со мной говорить, ушла. Я ушел тоже.
МИЛИЦИОНЕР. Вы бывали там часто?
ЛЁНЯ. Последний раз я там был… Не помню… Год, что ли… Когда мы переехали в Новые Черемушки.
ЛЮБА. За девять месяцев до рождения Ляли!
ЛИКА. Видите, как мы живем?
МИЛИЦИОНЕР. После этого вы там были?
ЛЁНЯ. Нет. Я же работаю и учусь. Вечером работаю.
МИЛИЦИОНЕР. Больше никого у Бухарцевой не видели?
ЛЁНЯ. Нет.
ОЛЯ. И я нет. И не была там с тех пор. И не буду!!!
ЭРА. Молодец, девочка!
ЛИКА. Он ее вызвал, она пришла, увидела его, кровь бросилась в голову… И выбежала. Побежала в молочную. Лялька проснулся и очень плакал. Помнишь, Нета?
Нета слабо машет рукой из-за стола. Люба сидит в величественной позе.
МИЛИЦИОНЕР. Читаю. Я, Коровина О. А., пришла на квартиру Бухарцевой М. И., чтобы встретиться со своим сожителем Виноградовым Л. В. Подпишите.
Оля, плача, подписывает.
МИЛИЦИОНЕР. Я, Виноградов Л. В., такого-то года, то-то-то, вот здесь. С сожительницей Коровиной О. А. Здесь подпишите.
Лёня подписывает, стиснув зубы. Милиционер, собрав бумаги, уходит.
ЭРА. Ну что, все-таки явился, подлая душонка?
Поскольку она смотрит в пол, неизвестно, к кому из мужчин обращены ее слова.
Все-таки заныло сердце у пакостника? Совесть-то мучает! Сойтись решил. А где ты был раньше, когда мы с ума сходили и веревок боялись?
ОЛЯ. Мама, на Лёню какая-то дрянь написала анонимку в ректорат, что он бросил ребенка и моральное разложенчество.
ЭРА. И тогда он прибежал? (Усмехается.)
САША. Я примерно знаю, кто это написал.
Люба лезет к матери под одеяло.
ОЛЯ. Я тоже.
Люба и Нета камнем лежат, спрятавши головы.
ЭРА. Еще чего!
Юный ЛЕОНИД исчезает. ОЛЯ с коляской, помедлив, кидается вслед за ним.
ЛЮБА (приподнимается). Лика, готовится провокация! (Прячется под одеяло.)
Лика сидит понурившись.
ЭРА (становится на колени перед диваном). Умоляю вас, уйдите! Христом Богом молю, уйдите! (Рыдает.) Да что же это! Я в окно брошусь!
На диване каменно молчат, не шевелясь.
Нет же совсем жизни! Мужику жить негде! Всюду вы, всюду вы! Мама, скажите им!
Лика молчит.
Вы же люди, у вас есть свой дом! Мы вам дадим всё! Кровать, простыни! Стол дам Олькин! Поживите сами!
Полное молчание.
ЛИКА. Эра, им ничего не нужно. Ни-че-го.
ЭРА. Им ничего не нужно своего, только все чужое. (Встает с колен, вытирает слезы.) Ладно. (Внезапно выхватывает из-под одеяла черную сумку.) А вот вашу сумку я сейчас выброшу! (Выбегает с сумкой.)
ЛЮБА. Там же партдокументы! Письма Сталину!
Нета и Люба вскакивают, путаясь в одеяле. Нета, оказывается, лежала в пальто и ботинках. Выскакивают вон. Быстро входит запыхавшаяся Эра.
ЭРА. Надо звонить дяде Мише. Они там на лестнице. Я захлопнула дверь.
Слышен прерывистый звонок в дверь. Немая сцена, все – Лика, Саша, Эра – замерли.
Картина девятая
Репетиция Московского хора.
ДОРА АБРАМОВНА (поднимает телефонную трубку). Станислав Геннадиевич, вас из райкома по идеологии!
СТАНИСЛАВ ГЕННАДИЕВИЧ (идет к телефону). Баранова звонила, что больна, у нее тридцать девять и шесть.
СКОРИКОВА (встает). Мы не требуем справок, надо требовать справки. Обстановка серьезная, шьются костюмы. С такой пропускаемостью как у Барановой встает вопрос, как будет человек болеть во время фестиваля. Имейте в виду все остальные. Совет старейшин! С Сулимовой вопрос решается – будем выводить из резерва, мест нет.
Входит КАТЯ, делает знаки Скориковой.
Минуту. Как раз вот хорошо, что вы пришли, это мать Сулимовой. (Отходит с Катей.) Ты чего?
КАТЯ. Слушай, я тут рядом проходила. Ты капитану звонила? Что он сказал? Мое письмо получил?
СКОРИКОВА. Жена подошла, больше сюда не звоните, сказала, тварь.
КАТЯ (схватившись за нижнюю челюсть). Она же твой-то голос не знает!
СКОРИКОВА. Я нос зажимала.
КАТЯ. Как быть? А тебе тот-то не звонил, Лёва?
СКОРИКОВА. Я к тебе зайду. Беги. Сейчас не поговорить.
СТАНИСЛАВ ГЕННАДИЕВИЧ (входя). Только что звонили из райкома комсомола… сегодня будем встречать мужской студенческий хор города Дрездена. Нам поручена честь встречать их на Белорусском вокзале в двадцать два ноль-ноль. Кто не пойдет, внимание! Не пришел, значит, не член делегации. Звонят за час, что за подготовка, понимаешь. Ни цветов, ничего. Так. Поем. Перголези. Скорикова, раздать партии из финала. «Стабат матер». Партии сдать Скориковой обратно на вокзале! Так! Текст, как вам известно, исполняется по-латыни. Поем без шапок, я думаю. На вокзале же. Все поняли. Так. Текст! Стояла мать скорбящая перед крестом.
Картина десятая
Эра, Оля, Лика. Эра пишет, Оля диктует. Входит Михал Михалыч.
МИХАЛ МИХАЛЫЧ. Только прихожу, опять меня снимают с работы! Лика!
Беспрерывные звонки в дверь.
Соседи вынесли им стул и чай, работает «скорая немощь».
ЭРА. Ты диктуй с тихой скоростью. Я вся дрожу.
ОЛЯ. Невиданные урожаи в мире способна собирать Страна Советов. Я верю, что недалек тот час, когда сто цэ с гектара будет средним урожаем моей родины. Академик Вильямс.
Входит Саша, останавливается, мнется.
