ДИАНА. Как говорил мой теперь уже давно покойный первый свекор, у меня он мудрейший был мужчина. Хотя потомственный алкоголик. Дети, он сказал, заглядывают к родителям как в холодильник, только когда нужно что-нибудь взять. С выражением говорил. Когда мы с мужем к ним приходили поесть. Студенты были.
НИНА. Да! А зачем я живу? Я холодильник! Всё только для них, всё только ради них! Я тут и директор, и уборщица, и дворник, и сторож! И сестра-хозяйка! Хотя платят мне только как сестре-хозяйке, что я ответственная за имущество. Смена за сменой, домики трещат, артисты пьют, по кустам гадят, в уборную им тащиться далеко, а я знай убирай… Ментов вызывай…
ДИАНА. Я давно хотела вам что-то сказать. Не обидитесь – вот так, прямо в глаза. Нет?
НИНА. Я? Да говорите. Меня не испугаешь. Я такое (хекает) выслушиваю…
ДИАНА. Вы редкий, редчайший человек, Нина Ивановна. Когда я смотрю на вас, я думаю: вот готовый директор театра!
НИНА. Ни за что! (Хекает.)
ДИАНА. У нас в драме был директор. Редкостный человек, удивительная личность, невероятная по силе скотина, вор и доносчик. Всё знал обо всех. Бегал стучал в контору, не буду вам говорить, что скрывается под этим термином.
НИНА. А то я не театральный человек!
ДИАНА. Поэтому он ничего не боялся. Провокатор был. В самые лихие времена политические анекдоты рассказывал всем и смотрел: как реагируют? И кто стукнет? Тогда за недоносительство тоже сажали. Каждый год у него ремонт театра, каждый год новая машина. При нем резко выросла посещаемость театра. Как-то он умел с военными частями договариваться. Наш главный, Антон Зиновьевич, наш гений режиссер, упросил в управлении его заменить. И ему предложили этого Швандю.
НИНА. У меня отдыхали Шванди. Три человека.
ДИАНА. Псевдоним это, я думаю. Из известной пьесы. Не его фамилия. Я этого человека знала. Он другой.
НИНА. Нет, это были Шванди по паспортам. Два Шванди и она Гуревич. Из оперетты он администратор, жена его Гуревич из филармонии… И их сын.
ДИАНА. Да, да, я помню.
НИНА. Нет, вас не было. Приехали. Откуда вы можете помнить?
ДИАНА. Я все помню, давно живу.
НИНА. А сын у них вило… это, вилончелист, привез свою бандуру, репетировать ему надо. А у нас ничего не приспособлено для этого, люди отдыхают же, даже певицы молчат! Такое правило. Иногда случайно за картами заведет кто-нибудь «Благословляю вас, леса». Но сразу замолкает. Ну вот, этот сын Швандя вило… Ну это.
ДИАНА. Да, да. Я поняла. Виолончелист.
НИНА. Он обещал, ничего не будет вам слышно, все его окружили сразу же, как он сошел с катера, с гулянки, со своей бандурой. Такие правила, извините… Играть вы тут не будете. Тут и скрипачи отдыхают молчат. Ну и вот, он стал уходить репетировать в кусты на тот конец острова, а там тоже люди сидят отдыхают, звук попадал к газовикам в пансионат, они на него с лопатой пошли, да и нам на территории все равно все слышно было. Это как поросенок визжит! Как ножом по стеклу. Новая, кричал, музыка. Стал брать лодку, уплывал. Рыба вообще вся ушла. Наши рыбаки вернулися пустые, пошли к нему в пять утра, но Шванди им домик не открыли.
ДИАНА. Ну вот, слушайте, откуда я этого Швандю знаю! Это же нашего театра директор бывший. Взял наш гений режиссуры Антон Зиновьевич этого нового, этого Швандю, присланного директора, и поехали они на гастроли. Там что оказалось? Посещаемость театра была семь человек за вечер! Ну ничего человек не мог этот Швандя. Не умел с военными частями найти контакт. Ну, его и попросили вон! Потом все ушли в отпуск. Возвращаются – опять наш старый директор на месте, тот, вор. Пришел на сбор труппы в иудин день, хлопочет чего-то, шныряет всюду. Оказалось, что покойный Антон Зиновьевич побежал в управление и упросил вернуть ему его вора и доносчика. Это же театр. Зал надо каждый день заполнять! Любыми способами!
НИНА. Мне рассказали про этого Швандю. Он-то по паспорту был Гуревич, но сменил фамилию на Швандю, а жена его, русская женщина, не захотела быть Швандей.
ДИАНА. Я ее понимаю. Эльвира Швандя, это что?
НИНА. Ну! И осталась Гуревич по мужу. Сыну было все равно, отец его перекантовал на Швандю. А потом, мне сказали, они обратно поменялись на Гуревичей и уехали в Канаду.
ДИАНА. Ах вот оно как!
НИНА. Так что я сейчас вам дам винегреда.
ДИАНА. Я сыта, помилуйте.
НИНА. И втолкну в глотку, если жрать не будешь.
ДИАНА. А вот тогда я действительно и вне всяких сомнений у вас тут окочурюсь. От удушья. Прекрасный конец! Ни больниц, ни консилиумов. Сразу как Дездемона. И вас обвинят как Отелло.
НИНА. О. А я тебя в лодочку да и в реку.
ДИАНА. Вас снимут с работы.
НИНА. Да никто не хватится!
ДИАНА. Все прекрасно хватятся. Они в театре знают всё. Когда меня поймают, то есть выловят ниже по течению, то выяснится, что я оказалась в реке уже мертвая. Следователи разрежут и поймут. А как мертвая может утонуть?
НИНА. Легко!
ДИАНА. Как мертвая в реку кинется? Нет. Только если этот труп бросят в воду. Тогда встанет вопрос, кто это сделал. Все знают, что на острове были только вы и я. И подозрение падет на вас. А в театральном союзе есть уже кандидатура сюда.
НИНА. Кто?
ДИАНА. Я сказать вам этого не смогу, я вас обману. Боюсь обмануть. Но молодая.
НИНА. Да кто сюда пойдет!
ДИАНА. Есть план построить тут большое здание. Нужны будут другие люди другого плана. С образованием вроде бы.
НИНА. Да за меня будет Никодимова! Я ей гуся отвезла! Пять банок маринованных огурчиков!
ДИАНА. Никодимова? Это кто?
НИНА. Тебе не надо знать.
ДИАНА.В союзе театральном таких нет уже.
НИНА. А! С тобой говорить. Я тебе к ногам привяжу камень. Никто не найдет.
ДИАНА. А куда я делась отсюда?
НИНА. А я откуда знаю? Я тебя довезла до берега. Ты ушла, мне что.
ДИАНА. Все же знают, что мне идти некуда.
НИНА. К семье.
ДИАНА. Нет никакой семьи.
НИНА. Дочь.
ДИАНА. Уехали они. Квартиру продали.
НИНА. Зачем это?
ДИАНА. Все знают зачем.
НИНА. Стойте. Я же знаю, дочь у вас с ее сыном, он внук, они вас еще тогда… в прошлом году забирали. Внук такой представительный, рыжий. Я вашу семью-то прекрасно знаю, уж не первый год вы тут у меня обретаетесь.
ДИАНА. Мужа моего тоже помните?
НИНА. Какого мужа еще? При чем это вы приплели? Какого мужа?
ДИАНА. Такого. У меня муж-то был, я с ним ездила сюда.
НИНА. Вот не помню, извините.