МИЛА. Бандюга.
МИТЯ. Или к нам в сарай, Рекс ее не выпустит.
МИЛА. Бандитская шайка. Вы что? Полицию вызвать?
МИТЯ. Я могу вызвать, у меня дядя Костя там капитан.
МИЛА. Оборотни в погонах? Так? Мы этим займемся, угрозами кляпа и собаки. Вы у меня попомните! Я вам устрою! (Плачет.) В дом уважаемого человека… Ездиют какие-то профуры сидят… Вообще гопники, уголовщина…
ЛИНА. Ну успокойся, что ты взъерепенилась. Ты в гостях на даче, ты свой человек, ты сидела вязала, воздух свежий. Никто не трогает. Дать тебе таблетку?
МИЛА. Дай.
ЛИНА выходит.
(Плачет.) Я все могу! Если есть фотография ребенка, я ее по Интернету разошлю от имени фонда по всем отделениям полиции. Посторонним и бандитам тут не место!
МИТЯ. Бабуля, хватит.
МИЛА (плачет). Я очень беспокоюсь за Вадима, он может не услышать электричку сзади. Тогда мне не жить.
МИТЯ. В прошлом году два как раз парня опоздали на последний поезд, пошли по рельсам в Гучки. Хоронили что осталось всем поселком. Гробы не открывали.
Даша начинает опять еле-еле собирать вещи, плачет.
МИЛА. Гопник деревенский.
ЛИНА входит, дает Миле таблетку. Дает запить. Мила пьет, а таблетку прячет в карман.
ЛИНА. Надо позвонить в полицию. Правда, они очень неохотно берутся разыскивать подростков.
ДАША. Он не подросток. Ему двенадцать еще только лет. Он ребенок, понимаете?
МИЛА. Сейчас акселерация. Сдвинулись возрастные границы. Мы знаете сколько уже пристроили детей двенадцатилетних матерей?
ДАША. Он еще маленький. Маленького роста.
МИЛА. Вот все приметы нужны.
ДАША. Джинсы, кроссовки, майка, бейсболка. Майка синяя, кроссовки белые, носочки белые, нарядился как на праздник. Кремовая кепочка-бейсболка.
МИТЯ (не оборачиваясь от компьютера). Дальше. Над левой бровью шрам, упал и о край пианино. Шрам от аппендицита на животике справа. Глаза синие. Волосы светлые кудрявые. На шее сзади родинка. Я уже послал по имейлу фото и словесный портрет дядьке в отделение в Гучки. Я ему написал, попросил разослать. Не беспокойтесь. Землю будут рыть. Мой дядька капитан, друзей-ментов у него вагон.
МИЛА. Мы по Москве разошлем, не беспокойтесь.
МИТЯ. А мы по всем железным дорогам.
Даша подходит к Мите, смотрит в компьютер.
ЛИНА. Ну что, почесали? Пройдемся с тобой. Митек, оставляю тебя на хозяйстве.
ДАША. Все правильно написано. Пошли. (Стоит не двигаясь.)
МИЛА. Я посижу, не надо никого чужого. Идите все. Всё нормально, таблетку выпила, я пришла в себя. Иди, так называемый Митек. Я на месте. Буду ждать Вадима. Он придет, ляжет отдохнуть. Я его уложу хоть минут на двадцать. Вы подольше гуляйте. Он должен побыть в одиночестве тут со мной.
ЛИНА. Так он может не один прийти, с ребенком. С Николой. Николу-то надо покормить, умыть.
МИЛА. Ну не думаю, что это понадобится. Вадим мне сказал, что две остановки он не пройдет по шпалам. И потом, мальчик может идти по дороге вдоль рельсов, среди кустов. Прятаться. Его вообще не поймаешь. Он же от матери бежит. Он ее боится уже. Это навсегда. Я такие случаи знаю, подростки бегут из дома, возненавидев мать. Это вообще плохо кончается. Особенно с домашними детьми. Они не приспособлены, быстро гибнут. Их ловят на вокзалах сутенеры, завлекают гамбургерами и кока-колой и отвозят к педофилам.
ДАША (не двигаясь). Ты дрянь. Какая же ты дрянь.
МИЛА. Ну почему же. Это обычная практика, у нас полно данных. Насилуют мальчишек.
ДАША. Ты дрянь.
МИЛА. Это не я, а ты дрянь. Довела мужа и сына до предела.
ЛИНА (Даше). Не слушай ее, она не в себе.
МИТЯ. Лин, давай я ее выгоню.
ЛИНА. Нет, она гость. Ты играй, играй. Мало ли что говорит старая бездетная тетка.
МИЛА. А! Я-то давно хотела тебе сказать…
МИТЯ. Нет, я ее выкину.
МИЛА. Получите срок, молодой человек. За мной такие силы. Ну и вот. Я хотела давно тебе сказать…
ЛИНА. С таких слов обычно начинаются очень серьезные дела.
ДАША. Дрянь паршивая. А! Она Яго! Она ревнивая Яго! Баба Яго!
МИЛА. Что она тут бормочет… Лина, я давно хотела тебе сказать…
ЛИНА. И я хотела тебе сказать…
МИЛА. Хочу тебе сказать…
ЛИНА. И нечего мне говорить.
МИЛА (засмеявшись). Да я с Вадимом живу уже десять лет!
ДАША. Ты дрянь, какая же ты дрянь. Вон отсюда!
ЛИНА. Десять лет? Это когда Вероничке было шесть лет и она год лежала в туберкулезном санатории? В гипсовой кроватке? И я ездила к ней каждый день и возвращалась ночью?
МИЛА. Не помню. Мы с Вадимом трахались. Для нас никто не существовал, только я и он. Ему было не до тебя и не до твоей дочери. Она не его! Как выяснилось!
ДАША. Яго.
МИЛА. По воскресеньям Вадим чуть не плакал, что приходится ехать в туберкулезный санаторий и отрываться от меня. Субботы мы проводили здесь, а ты сидела с дочкой Вероничкой в больнице все выходные и спасибо, ночевала у кого-то там. Это был наш медовый год.
Звонок.
ЛИНА. Алло! Кошкин дом два. А! Привет, ма, ну как ты? А… Какое? Так. Ты приняла уже все? Ну подожди еще… Да не меряй больше давление это! Опирайся на утренние данные. Дозвонись Ольге Петровне… Да. Да, хорошо. Ма, мне тут надо бежать уже, созвон! Пока.
МИЛА. Только я и Вадим в целом мире. И оргазм за оргазмом.
ЛИНА. Митек, иди домой, нечего тебе это слушать.
МИТЯ выходит.
МИЛА (вслед ему, запирая дверь на щеколду). И больше сюда не ходи.
МИТЯ с той стороны бьет ногой в дверь, исчезает.
И вы идите все отсюда. Нечего тут в чужом доме сидеть ждать. Все кончено.
ДАША. Дрянь паршивая.
Мила подходит к холодильнику, достает бутылку вина, наливает в чашку. Лина берет нож, двигает стол в угол, встает на него прямо в резиновых ботах, что-то пытается сделать в углу.
ДАША. Дрянь Яго. Баба-яга.
МИЛА. Даша-Даша, успокойся, на-ка таблеточку.(Достает мз кармана таблетку. Всовывает Даше в рот.) И вот запей-ка вином. Тебе надо. Сядь. (Сажает ее, запрокидывает ей голову. Хватает ее за голову, прижимает край чашки ко рту Даши, вливает туда вино.)
ДАША (кашляет, кричит, хватается за горло). Лина! Зачем вино! Она… Это вино! Поищи Николу. Иди! Иди, умоляю тебя… Что ты там дергаешь веревку! Иди, прошу, найди моего… моего Николу…
