– Тебе не бывает одиноко? – спросила она Рэгла.
– А?
– Ты ведь не женат. – Большинство ее одноклассников были уже женаты, все, кроме самых неисправимых. – Я понимаю, здорово жить с сестрой и зятем, но разве тебе не хочется иметь собственный дом и жену?
Джуни сделала ударение на слове «жена».
Подумав, Рэгл сказал:
– Рано или поздно так оно все и будет. Проблема в том, что я лодырь.
– Лодырь, – повторила она, подумав о деньгах, которые он заработал на конкурсе. Один бог знает, сколько там уже набежало.
– Я вообще не люблю постоянства, – объяснил Рэгл. – Наверное, я стал кочевником на войне. Да и раньше наша семья то и дело переезжала. Отец с матерью разошлись. Так что у меня глубоко личное неприятие стабильности… Просто боюсь оказаться ограниченным домом, семьей и детишками. Шлепанцы и трубка.
– Ну и что?
– Я ведь уже прошел через все это. Когда был женат.
– О! – заинтересованно воскликнула Джуни. – И когда же это было?
– Сто лет назад, – сказал Рэгл. – Еще до войны. Мне едва исполнилось тогда двадцать. Познакомился с девушкой, секретаршей из фирмы по перевозкам. Родители – поляки. Очень красивая, живая и сообразительная. Только вот слишком много у нее было претензий. Ей хотелось пробиться в то общество, где дают вечера в саду. Жареное мясо в собственном патио.
– Не вижу ничего плохого. – Джуни пожала плечами. – Это естественно – стремиться к изящной жизни.
Она переняла это выражение из подписного журнала «Как украсить свой сад и дом».
– Ну вот, а я – лодырь, – проворчал Рэгл, давая понять, что тема исчерпана.
Начались холмы. Иногда приходилось в прямом смысле слова карабкаться. Дома были окружены просторными лужайками с террасами из цветов и поражали размерами и роскошью – дома богатых людей. Улицы совершенно не походили одна на другую. Временами попадались густые рощицы. А в конце Олимпик-драйв начинался настоящий лес.
– Хотела бы я здесь жить, – мечтательно произнесла Джуни.
«Во всяком случае, лучше, – подумала она, – чем наши типовые домики без фундамента. И крыши здесь не сносит первым же порывом ветра».
Высоко в небе между облаков быстро двигалась серебристая точка. Спустя мгновение донесся слабый, приглушенный гул.
– Реактивный, – сказала Джуни.
Рэгл замер на тротуаре и, прикрыв рукой глаза, вглядывался в небо.
– Смотришь, не русский ли это бомбардировщик? – озорным тоном спросила она.
– Хотел бы я знать, что там вообще происходит.
– Интересно, чем занят Господь?
– Нет, Господь тут ни при чем. Я имею в виду всю эту муть, что летает туда-сюда.
– Помнишь, Вик рассказывал вчера, как искал в ванной шнур от выключателя? – спросила Джуни.
– Помню, – выдохнул Рэгл, карабкаясь по склону.
– Я над этим задумалась. Со мной такого не случалось.
– Ну и хорошо.
– Кроме одного раза. Однажды я вышла подмести перед крыльцом. И тут в доме зазвонил телефон. Было это около года назад. А я как раз ждала звонка. – Позвонить должен был одноклассник, но эту деталь Джуни решила опустить. – Ну вот, я бросила щетку и помчалась в дом. Ты же знаешь, что у нас на крыльце две ступеньки?
– Да, – ответил Рэгл, внимательно на нее взглянув.
– Я побежала. И сделала три шага. То есть я думала, что там еще одна ступенька. Нет, я, конечно, не произносила про себя: вот, мол, мне надо подняться на три ступеньки…
– Ты хочешь сказать, что машинально сделала три шага?
– Да…
– Упала?
– Нет. Вот если бы их было три, а я решила, что две, тогда бы я шлепнулась и выбила зубы. А тут – странное ощущение. Пытаешься сделать лишний шаг, а нога проваливается – хлоп!
Джуни замолчала. Каждый раз когда приходилось что-нибудь объяснять, она терялась и путалась.
– Хм, – произнес Рэгл.
– Вик имел в виду что-то подобное?
– Хм, – снова промычал Рэгл, и она оставила эту тему. Было видно, что он не намерен ее обсуждать.
Джуни легла на спину, вытянулась в теплых лучах солнца и закрыла глаза. Она захватила с собой похожее на полотенце одеяло в бело-голубую полоску, на котором сейчас и лежала. Ее черный шерстяной купальник – трусики и лифчик – напоминал Рэглу о прошлом: машины с откидными сиденьями, футбольные матчи и оркестр Глена Миллера. Смешные радиолы из фанеры и дерева, которые они таскали на пляж. Торчащие из песка бутылки из-под кока-колы, длинноволосые блондинки, упирающиеся локтями в песок, как на рекламе «Когда-то я была пугалом».
Он предавался воспоминаниям, пока Джуни не открыла глаза. Как всегда в его присутствии, она была без очков.
– Привет!
– Ты очень привлекательная.
– Спасибо, – улыбнулась Джуни и снова закрыла глаза.
Привлекательная, думал он, хотя и не созревшая. Не то чтобы тупая или умственно отсталая – просто застрявшая на старшем школьном возрасте.
По траве пронеслась визжащая стайка мокрых насквозь ребятишек. В бассейне плескалась молодежь, причем отличить парней от девушек можно было только по купальникам.
Неподалеку на обочине мороженщик развернул свою белую эмалевую тележку; позвякивали колокольчики, созывая детей.
Опять колокольчики, подумал Рэгл. Неужели ключ указывал на то, что я заберусь сюда с Джуни Блэк? С Джунией, как она любит себя называть, следуя испорченному вкусу.
Неужели я могу увлечься маленькой шлюшкой, вчерашней школьницей, выскочившей замуж за скромного трудягу и до сих пор предпочитающей банановый сок и всякую дрянь хорошему вину, доброму виски и даже крепкому темному пиву?
Великие умы, думал Рэгл, теряются при встрече с таким типом сознания. Единство и борьба противоположностей. Инь и ян. Старый доктор Фауст встречает подметающую дорожку крестьянку – и где все его книги, знания, философия?
В начале было Слово.
Или дело, если ты – Фауст.
Склонившись над спящей девушкой, Рэгл прошептал:
– Im Anfang war die Tat…
– Иди к черту, – пробормотала она.
– Ты хоть знаешь, что я сказал?
– Нет.
– И тебе не интересно?
Джуни с усилием открыла глаза и сказала:
– Слушай, все мои языковые познания – это два года испанского в школе. Так что не пудри мне мозги. – Нахмурившись, она повернулась на бок и отодвинулась.
– Это были стихи. Я хотел любить тебя.
Она откатилась назад и уставилась на него.
– Ты хочешь, чтобы я любил тебя? – спросил Рэгл.
