– Где мисс Фьюгейт? – спросил Лео. – Она займет твое место.
Он подошел ближе к Барни и испытующе взглянул на него:
– Почему ты не прилетел и не освободил меня? Назови, черт возьми, хоть какую-нибудь причину, Барни.
– Я заглянул в будущее. Это мне слишком дорого бы стоило. Это стоило бы мне жизни.
– Но ведь тебе незачем было лететь самому. У нас большая фирма. Ты мог набрать несколько человек, послать их, а сам мог остаться здесь.
Это было действительно так. А он о такой возможности даже не подумал.
– Значит, – продолжал Лео, – ты, видимо, хотел, чтобы со мной что-то случилось. Другого объяснения я не вижу. Может быть, ты сделал это подсознательно.
– Наверное, да, – согласился Барни.
Ведь он действительно не отдавал себе в этом отчета. Как бы то ни было, Лео был прав: разве иначе он не взял бы на себя ответственность, не позаботился бы о том, чтобы – как предлагал Блау – отправить на Луну отряд вооруженных сотрудников «Наборов П. П.»? Теперь это казалось таким простым и таким очевидным.
– Это было что-то страшное – то, что я пережил у Палмера Элдрича, – сказал Лео. – Это какой-то злой волшебник. Он проделывал со мной такое, что ни тебе, ни мне и не снилось. Например, он превратился в маленькую девочку, показал мне будущее – хотя, может быть, и неумышленно, – создал целую Вселенную вместе со страшным зверем под названием «глюк», иллюзорным Нью-Йорком, тобой и Рони. Ну и дрянь! – Он потряс головой. – Куда ты собираешься пойти?
– Есть только одно место, куда я могу отправиться.
– Куда? – выжидающе посмотрел на него Лео.
– Только одному человеку может теперь пригодиться мой дар ясновидения.
– Значит, ты мой враг!
– Да. Можешь так считать.
Он готов был согласиться с мнением Лео, с тем, как тот отнесся к его бездействию.
– До тебя я тоже доберусь, – сказал Лео. – Вместе с этим чокнутым волшебником, так называемым Палмером Элдричем.
– Почему «так называемым»? – Барни быстро взглянул на него, перестав собирать вещи.
– Потому что я все больше убежден, что он – не человек. Я ни разу не видел его собственными глазами, кроме тех минут, когда я был под действием чуинг-зет, а все остальное время он общался со мной с помощью электронного устройства.
– Интересно, – сказал Барни.
– Правда? А ты настолько продажен, что собираешься пойти и устроиться в его фирму. Несмотря на то что он может оказаться паршивым проксом или чем-то еще хуже, какой-нибудь чертовщиной, которая проникла на его корабль, когда он летел на Проксиму или обратно, сожрала его и заняла его место. Если бы ты видел этих глюков…
– Так не вынуждай меня к этому! – крикнул Барни. – Не выбрасывай меня на улицу.
– Не могу. После того как ты провалил свой экзамен на лояльность, не могу. – Лео отвел взгляд и судорожно сглотнул. – Мне бы очень хотелось не думать о тебе столь плохо, но… – Он бессильно сжал кулаки. – Это было отвратительно. Ему удалось меня сломить. А потом я наткнулся на двоих эволюционировавших землян, и это мне помогло. Пока не появился Элдрич в облике пса, который помочился на памятник. – Лео скривился. – Должен сказать, что он весьма убедительно выразил свое к нему отношение. Трудно было не ощутить его презрения. – Как бы про себя он добавил: – Он верит, что выиграет, что ему нечего бояться, даже после того, как он видел надпись на памятнике.
– Пожелай мне счастья, – сказал Барни.
Он протянул руку. Они обменялись коротким ритуальным рукопожатием, и Барни вышел из кабинета в приемную, а потом в коридор. Он чувствовал себя опустошенным, набитым каким-то лишенным вкуса и запаха материалом вроде соломы. Ничего больше.
Пока он стоял в ожидании лифта, его догнала Рони Фьюгейт, запыхавшаяся, с озабоченным выражением на лице.
– Барни… он тебя выгнал?
Барни кивнул.
– О, дорогой, – сказала она. – И что теперь?
– Теперь, – ответил он, – я перехожу на сторону противника. Хорошо это или плохо, но выбирать не из чего.
– Но как мы сможем дальше жить вместе, если я буду работать у Лео, а ты…
– Понятия не имею, – сказал Барни. Подошел лифт, и он вошел внутрь. – Пока, – сказал он и нажал кнопку; двери закрылись, отгородив его от Рони.
«Увидимся в том месте, которое неохристиане называют адом, – подумал он. – Вряд ли раньше. Разве что здесь уже ад, что весьма правдоподобно».
Спустившись вниз, он вышел из здания «Наборов П. П.» и встал под термозащитным козырьком, ища взглядом такси. Когда такси появилось и он направился к нему, кто-то окликнул его по имени. Это была Рони.
– Подожди, Барни.
– Ты с ума сошла, – сказал он. – Возвращайся. Не бросай свою многообещающую карьеру ради того, что от меня осталось.
– Мы собирались работать вместе, помнишь? – сказала Рони. – Чтобы, как я тогда выразилась, предать Лео. Почему мы не можем сотрудничать и дальше?
– Все изменилось. Из-за моего болезненного нежелания – или неспособности, или называй как хочешь, – отправиться на Луну и оказать ему помощь.
Он чувствовал безразличие к собственной персоне, будущее которой рисовалось отнюдь не в радужном свете.
– Боже мой, ведь ты на самом деле не хочешь остаться со мной, – сказал он девушке. – Когда-нибудь ты можешь угодить в переплет, тебе может потребоваться моя помощь, а я наверняка сделаю в точности то же самое, что я сделал в отношении Лео. Позволю тебе утонуть, не пошевелив и пальцем.
– Ведь речь шла о твоей…
– Об этом всегда идет речь, – заметил он, – когда что-то делаешь. Это название комедии, а мы в ней актеры.
Это его не оправдывало, по крайней мере в собственных глазах. Он сел в такси, машинально назвал адрес и откинулся в кресле, пока машина поднималась в раскаленное добела небо. Далеко внизу под термозащитным козырьком стояла Рони, глядя из-под руки вслед удаляющемуся такси. Она явно надеялась, что он передумает и вернется.
Однако он этого не сделал.
«Требуется определенная смелость, – думал он, – чтобы посмотреть себе в глаза и сказать: я ни на что не годен. Я совершил зло и совершу его снова. Это не случайность, таково мое истинное «я»».
Наконец такси начало снижаться. Он полез в карман за бумажником и с удивлением обнаружил, что это не его дом. В панике он пытался сообразить, где находится. Внезапно он понял. Это был дом 492. Он назвал адрес Эмили.
Вот так! Назад в прошлое. Туда, где вещи имели смысл.
«Когда я делал карьеру, – подумал он, – когда я знал, чего хочу, знал даже в глубине души, что я готов отдать, от чего отказаться, чем пожертвовать… и ради чего. А теперь…»
Теперь он пожертвовал своей карьерой, чтобы – как он считал – спасти жизнь. Также как когда-то он пожертвовал Эмили, чтобы спасти свою жизнь, – это было так просто. Не было ничего проще. Это был не идеализм и не долг, вытекающий из пуританских, кальвинистских убеждений. Это был лишь инстинкт, как у самого примитивного червяка.
