Росс понимал, что на смерть репортера, пусть даже бывшего, слетятся, как мухи, другие репортеры, и обстоятельства смерти Уоллеса, убитого в доме, где случились два громких убийства десятью годами раньше, привлекут еще больше внимания. Было важно прикрыть расследование колпаком, но его нельзя было держать слишком плотно, чтобы особенно рьяные репортеры не почувствовали, что от них что-то скрывают. Поэтому совместно с Нью-Йоркским полицейским департаментом было принято решение, что средствам массовой информации покажут благожелательное лицо, а серия тщательно контролируемых неофициальных брифингов распространит достаточно сведений, чтобы держать журналистов на поводке, на самом деле не разглашая ничего, что могло бы оказаться опасным для проведения расследования.
Росс провел пальцем по фотографии символа на стене, потом собрал копии четырех разных фотографий из разных папок на столе. Вскоре весь стол покрыли разные варианты одного и того же образа: символы, выжженные на теле, вырезанные на дереве, высеченные на камне.
Росс повернул свое кресло к окну и взглянул на город. Потом набрал номер по защищенной линии связи. Ответил женский голос.
– Соедините меня с раввином, пожалуйста, – сказал Росс.
Через несколько секунд Эпштейн был на линии.
– Это Росс.
– Я ждал вашего звонка.
– Значит, вы слышали?
– Прошлой ночью мне позвонили, чтобы предупредить.
– Вам известно, где сейчас Паркер?
– Мистер Галлахер предоставил ему ночлег.
– Это всем известно?
– СМИ об этом не знают. Мистер Галлахер, когда понял, что, может быть, придется провести спасательную операцию, предусмотрительно снял номерные знаки.
Росс воспринял это с облегчением. Он знал, что вне досягаемости для Нью-Йоркского руководства репортеры уже пытались выследить Паркера в баре, где он работал в штате Мэн. После звонка в местное отделение ОНБ в Портленде с запросом на патрулирование его дома были обнаружены две припаркованные рядом машины и телевизионный фургон, а владелец «Великого заблудшего медведя» сообщил агенту, что ему пришлось повесить на двери знак «Репортерам вход запрещен». Чтобы убедиться, что его требование выполняется, он нанял охранять вход двух здоровенных амбалов в наспех изготовленных футболках с таким знаком. По словам агента, когда он пришел в бар, амбалы уже вышли на работу. Он сообщил также, что в жизни не видел человеческих существ такой ширины.
– А где он сейчас? – спросил Росс.
– Сегодня утром Паркер покинул дом Галлахера, – ответил Эпштейн. – Не имею представления, где он.
– Вы говорили с Галлахером?
– Он сказал, что не знает, куда он направился, но подтвердил, что теперь Паркеру все известно.
– Значит, он собирается разыскать вас.
– Я подготовился.
– Я вам вышлю один материал. Возможно, вас заинтересует.
– Что за материал?
– Символ, найденный на теле женщин, убитых у залива Шелл-Бэнк и в Перл-Ривер. Передо мной лежат еще три версии этого символа – одна двухлетней давности, а другие этого года. Все случаи связаны с несомненными убийствами.
– Она оставляет знаки для Другого.
– И теперь ее визави расписался кровью в старом доме Чарли Паркера, так что он делает то же самое.
– Пожалуйста, держите меня в курсе.
– Хорошо.
Они попрощались и повесили трубки. Росс снова вызвал к себе Брэда и велел отследить входящие и исходящие звонки с мобильника Паркера и приставить двоих людей к раввину Эпштейну.
– К концу дня я хочу знать, где находится Паркер, – сказал он.
– Хотите, чтобы его доставили к вам?
– Нет, просто хочу убедиться, что с ним ничего не случилось.
– Не поздновато ли, сэр?
– Пошел к черту! – рявкнул Росс, но про себя подумал: устами младенца…
Глава 27
Я позвонил Эпштейну из автомата на Второй авеню у индийского ресторана, где предлагали всякую всячину, которую никто не хотел есть, и поэтому в попытке оживить бизнес у дверей поставили человека с грустным лицом и в яркой полиэстеровой рубашке, чтобы протягивать рекламные листовки, которые никто не хотел брать.
– Я ждал вашего звонка, – сказал Эпштейн, взяв трубку.
– Насколько я слышал, долго ждали, – ответил я.
– Насколько я понимаю, вы хотите встретиться.
– Вы правильно понимаете.
– Приходите на обычное место. Не очень рано. В девять. Я буду рад увидеть вас снова.
Раввин повесил трубку.
Я снял квартиру на углу Двадцатой и Второй, прямо над магазином скобяных изделий. Квартира имела две достойного размера комнаты с отдельной кухней, которой никогда не пользовались, и санузлом, достаточно просторным, чтобы там могло развернуться человеческое тело – при условии, что руки этого тела будут прижаты к бокам. В квартире была кровать, кушетка, пара кресел и телевизор с DVD-плеером, но без кабельного телевидения. Здесь не было телефона – вот почему я звонил Эпштейну из автомата. И все равно я оставался на линии минимальное время, достаточное, чтобы договориться о встрече. Я уже позаботился вынуть батарейку из своего сотового и купить временную замену.
В булочной по соседству я съел несколько булочек и вернулся к себе. В комнате справа от окна сидел на стуле владелец квартиры и чистил пистолет «Зиг». Обычно хозяева не занимаются этим в сдаваемых квартирах, если только хозяин не Луис.
– И что? – спросил он.
– Вечером я встречаюсь с ним.
– Нужна компания?
– Вторая тень не помешает.
– Это расистское замечание?
– Не знаю. Ты участвуешь в минстрел-шоу?
[8]
– Нет, но я купил тебе пушку. – Он взял кожаную сумку и вытряхнул на кушетку пистолетик.
Я вынул пистолет из кобуры. Он был примерно семи дюймов длиной и весил, наверное, меньше двух фунтов.
– «Кимбер Ультра 10–2», – сказал Луис. – Магазин на десять патронов. Задний край рукоятки острый, так что осторожнее.
Я положил пистолет обратно в кобуру и протянул ему.
– Ты шутишь, – сказал он.
– Не шучу. Я хочу получить обратно мою лицензию. Если меня задержат с незарегистрированным огнестрельным оружием, мне конец. Они сдерут с меня кожу живьем, а что останется, выбросят в море.
Из кухни появился Ангел с кофейником в руке.
– Думаешь, тот, кто убил Уоллеса, пытал его, чтобы узнать твои музыкальные вкусы? – сказал он. – Его кромсали, чтобы он рассказал, что разузнал о тебе.
