– Я пришел сюда не играть.
– Только не надо мне рассказывать, что ты пришел сюда встретиться со мной, – в голосе женщины появились неприятные игривые нотки, которыми она наверняка пользовалась и в разговорах с другими мужчинами.
– Я этого не говорил.
– Давай угощу за счет заведения. Что будешь пить?
– Минералку, – не задумываясь, ответил Банда, не спуская глаз с Мусы Корда, который в это время вытаскивал из кармана объемистую пачку денег.
Один из его охранников принял купюры и отправился за фишками. – Что-то в горле пересохло.
– Минералку? – удивленно спросила она, откупоривая бутылку, и вздохнула:
– Раньше курсанты пили здесь более крепкие напитки.
– Я не был обыкновенным курсантом. Я…
– Подожди, – остановила его женщина, – правда, ты был десантником, это вы били курсантов.
– Мы, курсанты-десантники, вместе с флотскими курсантами всего один раз избили штатских матросов, – поправил ее Бондарович. – Они сами нарвались.
– Не придирайся, я помню совсем другую сторону событий – более приятную.
– Это было давно, – задумчиво произнес Банда, – очень давно.
– Да, – согласилась женщина и снова вздохнула. – И вправду прошло очень много времени. Я теперь совсем не такая интересная, какой была тогда. Совсем старухой здесь стала, Бабой Ягой.
– Почему же, – возразил Банда, поднял глаза и рассмотрел ее уже не таясь, как бы с ее разрешения.
Перед ним стояла вполне привлекательная стройная женщина со светлыми волосами. Конечно, она мало напоминала ту девушку, которую он знал когда-то, но все-таки что-то юношеское в ее лице осталось. «Может быть, во вздернутом носике? А может, в разрезе глаз? Или в веснушках на щеках? Или в тонком подбородке с маленькой ямочкой?»
Одним словом, перед Бандой стояла красивая женщина. Многие женщины, которые заслонили в его жизни эту, были гораздо менее привлекательны.
Хотя, впрочем, не стоило сейчас об этом думать Он выбрал Алину и менять свой выбор не собирался.
«Менять поздно, – усмехнулся Бондарович. – Алина – она совсем другая, с ней можно просидеть целый вечер, не обмолвившись словом и не почувствовав отчуждения. Но если ты уже начинаешь задумываться о таких вещах… Да, я помню, она мать моего сына…»
Он еще раз, на этот раз более критическим взглядом, посмотрел на женщину за стойкой.
«С этой можно немного поразвлечься в каморке, и не более того. Утром она покажется пресной и безвкусной, как давно выжатый лимон. С женщинами такого рода чувствуешь себя хорошо, когда между мыслью о близости и самой близостью проходит минут пять, не больше. С ними хорошо в каморке на мешках с сахаром, в ночном парке на лавке. С ней было бы неплохо сойтись под водой на виду у всего пляжа – на поверхности две головы, а под водой… Полное отсутствие комплексов на долгое время не возбуждает», – рассуждал про себя Бондарович, глядя на женщину за стойкой.
– Ты серьезно иногда вспоминала мою дурацкую фразу, за которую мне стыдно до сегодняшнего дня? – тихо поинтересовался он.
– Давай я сейчас совру тебе. Но мне хочется соврать красиво, – помедлив, ответила она. – Мне все время казалось, что откроется дверь и ты войдешь, уверенно и независимо. Вот так, как сегодня вошел. Где же ты был все это время? – патетически прошептала женщина и закашлялась, поперхнувшись смехом. – Потаскушки со стажем вроде меня любят обманывать просто так, без всякой для себя выгоды. Могу даже поклясться, что любила тебя все эти годы – от меня не убудет. Самое смешное то, что я действительно запомнила тебя, вернее, твою фразу. Так где же ты был, мой принц?
– Я воевал, – ответил Банда в тон своей давней знакомой-потаскушке, – я все время был на войне.
Я и сейчас на войне. И завтра буду на ней.
– Я это поняла, – кивнула она, проследив за его взглядом. – Все сейчас воюют – за деньги. «Сатана там правит бал, люди гибнут за металл». Только здесь у тебя ничего не получится. Ты ведь потолковать кое с кем пришел, расспросить?
– Точно, – ответил Банда, – именно за этим.
– Даже и не надейся, – махнула она рукой, – здесь у тебя ничего не выйдет.
– Почему? – спросил Александр. – Мне нужно только поговорить.
– Они ни с кем не разговаривают, – покачала головой женщина. – За последние дни татары потеряли несколько человек и теперь ни с кем не разговаривают. Стоит тебе только подойти к тому столу, как тебя сперва просто-напросто пошлют – довольно вежливо, а будешь настаивать – выволокут на улицу, объяснят, что к чему, и отмудохают. Сунешься после этого еще раз – скорее всего просто-напросто пристрелят, даже не поинтересовавшись, кто ты такой и чего хотел. Тут на днях случилось с одним: мужик напился и стал приставать, так, полегоньку, без всяких задних мыслей, но настойчиво.
Бывает у пьяных – навязчивая идея. А они бац прямо в висок, на заднем дворе.
– И что? – спросил Александр Бондарович.
– Ничего, – равнодушно пожала она плечами, – дальше ничего не было.
– А милиция? – уточнил Банда. – Они после такого тут должны были шустрить и шустрить.
– Никто здесь не шустрил, – грустно усмехнулась женщина. – Написали, что самоубийство. Он, мол, был пьян, имел оружие… Проигрался, наверное, большие деньги спустил. А у него никакого оружия и не было вовсе – даже булавки, ни денег больших, – так, мелочевка. Даже на выпивку скупился. Чашку кофе у меня выпросил.
– Чашку кофе? – задумчиво переспросил Банда и подумал:
– «Что ж, нужно будет поговорить и с милицией». – Когда, говоришь, это было?
– Дня три назад, – ответила женщина. – Или, может, четыре. На такой работе, знаешь ли, все перемешивается в голове.
– Знаю, – кивнул Банда, – как не знать. Слушай, мне необходимо с Мусой Кордом поговорить.
Без всякого хамства – очень поговорить нужно. Раз они сейчас никого к себе не подпускают, то как это сделать? Подскажи.
– Потолковать?.. С Мусой Кордом?.. – переспросила женщина, подумала немного и сдавленно зашептала:
– Это можно устроить… Приезжай за мной попозже, часов в двенадцать. В двенадцать они все отсюда уйдут в другое место, и я тогда отпрошусь. Есть у тебя машина?
– Есть.
– Вот и хорошо. И смокинг свой обязательно надень, пригодится. Ну а теперь иди, а то я из-за тебя всех клиентов растеряю.
Банда направился к выходу. В вестибюле он подошел к бдительно стоявшему на своем посту Игорю, взял его за рукав, подвел к двери, ведущей в игорный зал, и, указав на женщину за стойкой, спросил:
– Ее как зовут?
– Кого? – Игорь притворился, будто не понял. – Кого зовут?
