– Как сегодня.
– Да…
– А если ты сам решил кого-то убить, то будь готов к ответному удару.
– Возможно… Таким, как я, всегда кто-то угрожает. Столько гнид всяких развелось, – ухмыльнулся Муса и добавил – Кто знает, может быть, и ты такая же гнида и хочешь убить меня.
– Может быть, – согласился Бондарович, – очень даже может быть, что я это сделаю.
– К чему такая откровенность… – только и успел сказать Корд.
Бондарович внезапно стремительно развернулся и прыгнул. В прыжке он выпрямил ногу и ударил стоявшего за его спиной водителя каблуком прямо в лицо. Тот не ожидал нападения и оказался к нему совершенно не готов – как стоял, так и упал на спину, широко раскинув руки.
Муса стоял, замерев, и смотрел на все это, широко раскрыв глаза, но при этом не делал никаких попыток ни защититься, ни помочь своему телохранителю, ни убежать. Впрочем, бежать на этом пустынном берегу было некуда.
– Видишь, – сказал Банда Мусе как ни в чем не бывало, – я запросто мог бы тебя оставить подыхать в сауне, мог бы прикончить и здесь. Это для меня не проблема – Вижу, – проговорил Муса.
– Хорошо видишь? – Александр Бондарович начал медленно приближаться к Мусе. Ему хотелось напугать этого человека как можно сильнее.
Однако Муса Корд оставался спокоен, смутить его было трудно. Он не выглядел испуганным и не отступил, а только покосился на своего шофера и спросил почти равнодушно:
– Ты его убил?
– Нет.
– Это хорошо, – одобрительно кивнул Муса, – он очень хороший шофер. Другого такого здесь не найти Хорошо, что он жив.
– Он придет в себя через сорок минут, – сказал Банда, усаживаясь на гальку – Значит, сорок минут мы сможем говорить по душам.
– Говорят, это полезно – стоять у моря.
– Хорошо, – кивнул Банда, – если хочешь – стой.
Муса промолчал, повернулся к Банде спиной и не спеша направился к воде. Банде ничего не оставалось, кроме как подняться и последовать за ним.
– Я не стану вести игру втемную, – сказал Александр, – до поры до времени меня не интересовало, что здесь творится. Но потом в ваши разборки оказались втянуты мои друзья.
Муса слушал его спокойно, внимательно, затем неспешно произнес:
– Ты за кого?
– У меня своя игра.
– Это не ответ – всегда кому-то подыгрываешь Даже если это друзья.
– Мне нужно знать, почему погибли твои люди в Коктебеле, – сказал Банда.
– Ты спрашиваешь, почему погибли эти люди? – повторил Муса, когда Александр остановился у него за спиной. – Ты и вправду хочешь это знать?
– Да, – кивнул Банда, – и эти люди… И все остальные тоже. Ты знаешь, кого я имею в виду Всех, кого не оказалось на месте вовремя… Всех, кто опоздал… Вообще всех, всех, всех.
– Много будешь знать, никогда не состаришься, как говорили у нас в детстве, – захихикал Муса. – Откуда я знаю, кто ты такой? Первый раз тебя сегодня вижу. А может, ты мент, – усмехнулся Корд.
– Ты всерьез так считаешь?
– У тебя на лбу не написано.
– Я и обидеться могу.
– Нет, на мента ты не похож. Да и не боюсь я их нисколечко.
– Ты, Муса, считаешь меня своим врагом? – спросил Бондарович. Такая фраза могла вызвать ненужные подозрения, ведь она находилась недалеко от истины. Но Корд не стал передергивать, – он сказал:
– Но и не другом тоже…
– Наши пути ненадолго пересеклись, Муса, и чем скорее ты удовлетворишь мое любопытство, тем быстрее мы расстанемся. Нам нечего делить.
– Что-то я не пойму, какого черта тебе нужно.
Деньги? Мстишь кому-то? Женщина? И какого черта я с тобой разговариваю – сам не знаю. Есть в тебе что-то, умеешь ты заставить себя уважать. Нечасто таких людей встретить можно.., среди русских, – неожиданно добавил Муса. – Татарин – другое дело, он не только за себя, он и за свой народ драться может, и неплохо.
Банда не стал спорить с этим утверждением и продолжал:
– Денег у меня хватает своих, чужие мне без надобности. Зачем ты погнал своих людей в Коктебель? Воевать воюй, но женщин зачем втягиваешь?
– Ах, вот оно что – рассмеялся Корд. – Так и знал, что без бабы не обошлось. То-то ты идейный с виду, прямо как замполит в штрафбате.
– Если бы все было прости, я бы тебя из парилки не вытащил, – напомнил собеседнику Бондарович – Знаю, – кивнул Муса и вдруг злобно заговорил:
– Все случилось из-за того, что какие-то фраера захотели поиметь нашу хату… Ясно тебе?
У нас здесь уже давным-давно все по закону поделено, мир и покой. Зря, что ли, я три года русских с хохлами в Коктебеле стравливал? Думаешь, легко мне далось их под себя подмять? Скольких человек я потерял! А нас, татар, не так уж и много, каждый на счету… А тут вдруг кто-то хочет есть из моей кормушки, да еще большой ложкой. Что ты сам сделал бы?! Утерся бы, да?!
– Нет, – ухмыльнулся Банда, – я бы просто такого не допустил – Вот и я допустить не хочу, – в голосе Мусы появилась настоящая злоба. – Почему мои люди должны за чужую задницу головы класть?
– Ладно, – кивнул Банда, – это я понял. А при чем тут дочка Рахмета Мамаева?
– А кто говорит о дочке Рахмета? – удивленно посмотрел на него Муса. – Я не говорю ни о дочке Рахмета, ни о самом Мамаеве тоже.
– Что-что? – сразу же напрягся Банда. – Как это не говоришь? А чьих это людей я в его доме уложил, – не твоих, скажешь?
– В его доме? – Муса с удивлением посмотрел на Банду. – Да моих людей сто лет в его доме не было Рахмет мне исправно платит только за охрану проституток в гостиницах. Все вовремя отдает Поэтому у меня к нему никаких претензий нет. Но в моих делах он никак не завязан. Крут он для этого Моя территория дальше Крыма не идет, да и то у нас тут как шахматная доска в три цвета: один квадрат татарский, другой – русский, третий – украинский. А он на Россию завязан. Там свои разборки. Правда, Мамаев пару раз слова не сдержал, с хохлами спелся…
Муса хотел было сказать про Рахмета еще что-то обидное, но тут Александр жестом остановил его.
– Погоди, – сказал он, – не горячись, Муса То есть ты хочешь сказать, что твои люди никогда раньше на Рахмета не работали? Подробности меня не интересуют.
– Нет.
– И теперь не работают?
– Нет.
– И его дочку ты не забирал?
– А зачем она мне? – ухмыльнулся Муса. – У меня таких дочурок у самого целый зоопарк. Сам небось видел недавно? Зачем мне еще одна?
– Ну и дела! – Банда почувствовал, что вспотел, несмотря на то, что еще было достаточно прохладно. – Значит, дочку его не вы брали?
