Впрочем, гораздо больше, чем форма подачи, обидело Колпакова содержание «аккорда»: ему предстояло расследовать акт вандализма против газетного киоска, нагло совершенный в центре города буквально час назад. Заслуженному ветерану напоследок поручили заглянуть в щель между плинтусом и полом. Нагнули – ниже некуда.
Но приказ есть приказ, и давать повод для взыскания Колпаков не собирался.
Спешно собравшись, он спустился и сел в машину лейтенанта Зябликова вполне спокойным, даже расслабленным на вид. И на месте происшествия он тоже вел себя так, словно история заслуживает внимания, поскольку имеет некое второе дно, доступное только сыщикам, а никак не патрульным.
И даже во время допроса Колпаков ухитрился сохранить полнейшее хладнокровие, и это несмотря на то, что свидетель… или подозреваемый… или просто случайный прохожий, которого схватили ретивые патрульные, оказался существом склочным и склонным к скандалу.
Пифин Павел Никанорович.
Московский гость.
– Вы, конечно, понимаете, что вас накажут? – осведомился он, едва увидев Колпакова.
– За что? – удивился полицейский.
– За то, что вы меня тут держите.
Подозреваемый, свидетель или случайный прохожий был невысоким, а если называть вещи своими именами, то низеньким и совершенно лысым толстяком, любящим одеваться с крикливой яркостью. В настоящий момент он предстал перед майором в дивном бирюзовом пиджаке, алой рубашке, таких же брюках и желтых ботинках. Но главное – в украшениях. Извлеченный из сквера гражданин оказался обладателем не менее полутора десятков перстней с крупными камнями, толстой золотой цепи и серьги с крупным бриллиантом в правом ухе. Колпаков «на глазок» прикинул стоимость «цацок» и удивился отсутствию шести как минимум телохранителей с автоматами.
– Вам крепко со мной не повезло.
– Вы были задержаны недалеко от места преступления, – сообщил майор. – Но вы и так это знаете.
– Задержан? Почему?
– Потому, что… – Колпаков перевернул страницу, быстро читая накорябанный на ней отчет патрульных. – Потому, что… Ого! А где девушка?
– Какая девушка?
– В рапорте написано, что вы… гм… – Патрульные уверяли, что на лавочке развернулось нечто, нарушающее общественную нравственность, однако задержать спутницу толстяка не смогли. Но хором утверждали, что при их приближении лысый натягивал штаны. – В общем, тут написано, что вы были не один.
– Вам не кажется, что патрульных необходимо проверять на наркотики и алкоголь? – доверительно поинтересовался подозреваемый свидетель.
– Не забывайтесь.
– И не раз в год, по предварительному согласию, а перед каждым дежурством.
– Не забывайтесь.
– Я был один.
– В рапорте написано, что вы… э-э… нарушали нравственность.
– И где в таком случае девушка?
Несколько секунд полицейский и не полицейский пристально смотрели друг на друга, после чего Колпаков вздохнул и попытался пойти другим путем:
– Послушайте, Павел… Никанорович…
– Да?
– Вам сорок три года…
– Неужели? – с искренним изумлением переспросил гражданин Пифин.
– Тут так написано.
Толстяк перегнулся, заглянул в раскрытую книжечку паспорта и через пару секунд признал:
– Да, сорок три. – Правда, прозвучало признание недостаточно уверенно.
– Вы как будто удивлены, господин Пифин.
– Нет, что вы! Просто, оказывается, время летит так быстро…
– Вам сорок три года, а вы до сих пор в парках с девушками нарушаете…
– Разве это нарушение?
– …общественную нравственность.
– Грешен.
В кабинете вновь повисла тишина.
– Гм… – Майор еще раз перелистнул туда-сюда лист рапорта и мысленно проклял патрульных, не сумевших дать ему толковую зацепку. – На самом деле мои коллеги немного перестарались. Обвинений против вас никаких нет…
– Вот!
– Но вы могли видеть преступника.
– Где? – изумился Пифин.
– В сквере.
– Настоящего преступника?
– Да.
– Нет.
– Что «нет»? – не понял полицейский. – Не видели?
– Не могу поверить, – доверительно ответил толстяк. – Я всего два дня в вашем чудесном городе, а со мной столько всего произошло… Я не могу поверить! Просто не могу! По сравнению с тем, что я переживаю сейчас, вся моя жизнь кажется пресной и бессмысленной. Я видел преступника!
– Вы его видели?
– Нет.
– Точно?
– Увы. Возможно, я был увлечен…
– Чем? – У Колпакова еще оставалась возможность привлечь нахального толстяка за нарушение общественной нравственности, однако тот оказался не таким глупым, как решил для себя майор.
– Я читал, – сообщил он.
– Что?
– Книгу. – Господин Пифин попытался соединить пальцы рук, но не смог – перстни помешали, поэтому он просто пошевелил ими на весу и выразительно посмотрел на Колпакова. – И увлекся.
– Патрульные указали, что возле лавочки, которую вы занимали, не работал фонарь.
– Я читал книгу на телефоне, – объяснил толстяк.
– Можно посмотреть?
– Ну, что вы, в музее, что ли? Телефон как телефон. С кнопочками.
– Я хочу убедиться, что на нем есть соответствующее приложение.
– Для этого вам нужно получить разрешение судьи, – с лучезарной улыбкой напомнил Пифин. – Слышали такое слово: «закон»?
– Слышал.
– Вот и чудненько.
Ловить здесь было совершенно нечего. Толстенький Пифин то ли валял дурака, то ли и впрямь ничего не видел, но его намек на «закон», подразумевающий прибытие дорогостоящего – понятно по «цацкам» – адвоката, Колпаков услышал.
– Вы ведь не собираетесь в ближайшие пару дней уезжать из города?
– Ни за что не уеду, – пообещал подозреваемый свидетель. – Обязательно дождусь, чтобы узнать, кто преступник. Кстати, что он сделал?
– Сломал газетный киоск, – со всей возможной строгостью ответил майор.
– Совсем сломал?
– До свидания.
– Всего хорошего.
В дверях Пифин столкнулся с Зябликовым и остановился, судя по его виду – с горячим желанием остаться и послушать отчет лейтенанта, однако был вежливо, но твердо выставлен вон.
– Что у тебя?
– Довольно странная картина вырисовывается, Борис Иванович.
