Агафья тоже изменилась: черты лица заострились, нос вытянулся наподобие вороньего клюва, а ногти превратились в птичьи когти. И эти когтистые руки-лапы сумели-таки продырявить невидимую защиту Чинтамани.
Ведьме оставалось до камня два вершка, не более…
И в этот момент я понял, что должен делать. Отложил пистолет и вытащил из кармана золотой «Брегет» – фамильные часы, которые в нашей семье передавались от отца к сыну. Ведьме я не соврал – был сиротой и воспитывался в приюте, а часы получил на совершеннолетие, как будто кто-то следил за мной и приготовил подарок…
Впрочем, сейчас не об этом.
Я достал часы, с удивлением обнаружил, что вместо золота их покрывает серая муть, словно перекочевавшая на «луковицу» из вылечившегося кристалла, и с громким щелчком откинул крышку…
В избе снова произошли перемены. В ней сделалось светло, вернулся уют и порядок, а невидимая стенка вокруг Чинтамани стала видимой, засверкавшей, как солнце.
Агафья отдернула руки, обжегшись, сделала пару шагов назад и с ненавистью взглянула на меня:
– Ты… наврал мне! Ты знаешь о своем даре! Ты сделал так, что твой оберег впитал мои чары, но не стал после этого моим. Он передал все накопленное твоему второму талисману!
– Намекаешь, что часы теперь твои? – Я захлопнул крышку. – И думать забудь.
Я обогнул стол, подошел к Чинтамани и спокойно его забрал, словно Камень не висел непонятным образом в воздухе, да еще в окружении огненной сферы, а лежал на полке. С издевательской медлительностью положил его в правый карман, часы – в левый, а «маузер» вернул в кобуру.
Я видел, что Агафья признала поражение, и вел себя как победитель.
– Насчет порчи – все в силе, – уже в дверях бросил я Агафье. – Не снимешь – накажу.
И вразвалочку вышел.
И вразвалочку дошел до ворот.
А когда очутился на улице, припустил с такой прытью, что не заметил, как впереди проступили очертания Мошково…
* * *
Новосибирск, наши дни.
– Не могу поверить, что ты это сделаешь, – рассмеялась Роксана. – Что ты наконец расскажешь, для чего притащил меня в Сибирь.
– А я не могу поверить, что ты вытерпела так долго, – не остался в долгу Дамир. – Насколько я знаю, ты никогда не соглашалась на контракты вслепую.
– Видишь, как я тебе доверяю?
– Мне или моему деловому чутью?
– Дамир… – Ведьма подошла к сидящему в кресле шасу, наклонилась и нежно провела рукой по его щеке. – Неужели ты до сих пор подозреваешь, что я и Пифуций…
– Нет, – подумав, ответил шас. – Больше не подозреваю.
– И правильно делаешь. – Она поцеловала друга в щеку, вернулась на диван, расположилась так, чтобы ее ножки предстали перед собеседником в выгодном ракурсе, и улыбнулась: – Я вся внимание.
– Не сомневаюсь… – Дамир заставил себя не обращать внимания на ножки подруги, сделал маленький глоток коньяка и неспешно начал: – Некоторое время назад я был по делам в Нью-Йорке, и меня попросил о встрече Рэнди Паркер, известный американский антиквар, специализирующийся на старинных документах, дневниках…
– И прочих книгах, – закончила за него ведьма, желая дать понять, что уловила профессию американца.
Как выяснилось, она поторопилась.
– Нет, – качнул головой шас. – Рэнди интересуют исключительно документы. Пару лет назад я нанимал его для поиска кое-каких английских карт XVI века, неплохо заплатил, и он запомнил.
– Челы падки на золото, – хмыкнула Роксана.
– Ага, – со знанием дела подтвердил Хамзи. – К тому же я его не кинул, даже добавил небольшую премию за скорость…
– Представляю, как ты мучился.
– Ну… немного. – Расставаться с деньгами шасы категорически не любили, но понимали, что не только деньги способны делать деньги, но и хорошая репутация. – Рэнди меня запомнил, и когда у него появился интересный документ, обратился…
– Что за документ?
– Неопубликованный отчет за 1926 год некоего Луиса Хорша, бизнесмена.
– Отчет в налоговую? – хихикнула фата.
– Отчет об экспедиции Рериха.
– Того самого? Который путешественник и художник?
– Того самого, который мечтал отыскать путь в Шамбалу. – Дамир увидел, что упоминание известного чела заставило Роксану отбросить шутливый тон, и удовлетворенно усмехнулся: – Когда мы расставались, я намекнул Рэнди, что может меня заинтересовать, упомянул фамилию Рерих, и моя ставка сыграла.
– Кому Луис писал отчет?
– Не знаю, адресат на документе не указан…
– Почему он его не отправил?
– Потому что… Потому что понял – в этой экспедиции он столкнулся с чем-то по-настоящему необыкновенным и не рискнул делать историю достоянием гласности. Или спецслужбы запретили… Без этого отчета Рерих выглядел милым, чуточку наивным идеалистом, ищущим то, чего нет. А с ним…
– Что же это за отчет?
– Подробности путешествия на Алтай в августе 1926 года, – веско ответил шас, отставляя бокал с коньяком. – О так называемой «странной» экспедиции Рериха, которая прервалась, едва начавшись. О ней никто не распространялся… До этого отчета.
– Никто?
– Некому было, – не совсем понятно ответил Хамзи. – Поначалу все было в норме, они шли по Чуйскому тракту, и вдруг… оказываются в Ново-Сибирске. Грузятся на поезд.
– И что? – Роксана пока не видела в истории ничего интересного.
– Официально считается, что Рерих сотоварищи вернулись аэропланом, но кто за ними летал, а главное: зачем летал, почему вернул обратно? На эти вопросы ответов нет.
– А теперь появились?
– Теперь – да. Луис Хорш написал, что он, Рерих, один из проводников и некий лама были вынуждены бежать с Алтая, чтобы не стать жертвами ужасных четырехруких гигантов…
– Хванов, что ли? – хмыкнула ведьма.
– Похоже.
– Разве они гиганты?
– У страха глаза велики.
– Да, и у Хорша, видимо, тоже… И что дальше? Они бежали на аэроплане?
– Нет, ушли секретной тропой, которая в считаные секунды вывела Хорша, Рериха и Якова в Ново-Сибирск.
– Яков – колдун?
– Нет, колдуном, судя по всему, был лама Церинг, который прибился к экспедиции незадолго до их бегства. И из-за него же на Рериха ополчились четырехрукие гиганты.
– Хватит называть хванов гигантами.
– Хорошо, больше не буду, – кивнул шас. – Начитался человского отчета и увлекся.
Но Роксана не особенно слушала его ответ.
– Давай рассуждать логически…
