Дверь была приоткрыта. Майор заглянул в помещение за ней и увидел нескольких спецназовцев. Они замерли, словно охотники, на которых идет дичь, глядя на одну из внутренних дверей в левой стене отсека.
Колпаков подошел, замер и прислушался. Внутренняя дверь была не такой могучей, как входная, поэтому из смежного помещения доносились какие-то звуки. Кажется, там кто-то разговаривал.
В отзвуки невнятной беседы вклинился новый звук, легкое постукивание, а затем еще и скрип, словно кто-то крутил ржавый водопроводный кран.
Затем последовала пауза, после которой послышался резкий возглас.
– Почему ты не сказал, что твой дед прячет здесь выводок големов?
– Прадед.
– Сейчас не важно.
– Важно.
– Почему?
– Потому что он – прадед.
– Ты идиот.
– Мне просто очень страшно.
Страшно им было обоим.
К тому же никто не представлял, что следует делать дальше, и потому кладоискатели застряли в дверях, растерянно наблюдая за вооруженными куклами.
До сих пор Пиф тешил себя мыслью, что Бортников создал нескольких слуг для обслуживания убежища, однако теперь видел, что ошибся. Это убежище было создано для обслуживания «слуг», а точнее – целого подразделения высококлассных боевых кукол.
– Зачем он их сделал?
– Ты действительно думаешь, что сейчас это важно?
– Да.
– Почему?
– Не знаю…
– Они отключены?
– Не думаю.
– Почему?
– Мы ведь слышали голоса.
– Черт!
В следующий миг ближайший голем поднял руку, собираясь указать на кладоискателей пальцем, и Пиф спринтером сорвался с места:
– Бежим!
– Куда?
Ответа не последовало, зато сработал инстинкт самосохранения, и молодой человек бросился следом. Да так бросился, что в проеме первой «подлодочной» двери они с Пифуцием очутились одновременно и даже столкнулись плечами, «выясняя», кто должен убраться из опасного места первым.
– Пусти!
– Сам пусти!
Големы могли без труда пристрелить беглецов, но до сих пор не прозвучало ни одного выстрела, только топот. А значит, их явно хотели взять живыми.
– Наверх!
– Нет! – крикнул Макс, хватая Пифа за рукав. – Не пройдем!
В тоннеле, по которому они добрались до комнаты, повисло зловещее черное облако, и не надо было быть ни магом, ни провидцем, чтобы понять, что его предназначение – преградить беглецам дорогу к лестнице. Что оно делало, не имело значения: возможно, погружало в сон, возможно, замедляло движения – не важно. Важно было то, что нырять в него не следовало.
– Сюда!
Големы приближались, надежда на спасение таяла, но Воронов все равно ухватился за вентиль замка второй двери и принялся лихорадочно его крутить.
«Прощай, приятель, с тобой было весело!»
Пифуций понял, что приключение зашло слишком далеко, и решил более не рисковать собой, любимым: сдавил в кулаке «Дырку жизни», прикрыл глаза – он не любил падать в принудительный портал, – и лишь через пару секунд понял, что по-прежнему стоит в проклятом новосибирском подвале, а не барахтается на простынях в приемной московской обители.
Артефакт перехода не работал.
Конец похолодел.
Радость вновь сменилась… нет, не унынием, конечно же, но настороженностью: вслед за наследником Бортникова к театру подошли полицейские. Причем вооруженные так, словно собирались штурмовать американскую военную базу.
Сначала Кукловод не обратил на их появление внимания, решив, что они по привычке расположатся вокруг и будут ждать, когда к ним выйдут големы. Но так, увы, получилось. Полицейские пошли в атаку: проломили стену как раз в районе замаскированного входа в убежище и тем запустили цепочку отключения морока, что привело к обнаружению тайной лестницы, по которой челы отправились вниз.
В принципе, и в этом не было ничего страшного: при желании Кукловод мог замаскировать «казарму» големов, оставив любознательных блюстителей порядка без главного приза, но наследник Бортникова и конец спутали все карты. Их Кукловод прикрыть не мог, поскольку Пифуций молниеносно почувствовал бы чужую активность и насторожился. Полагаться на их сообразительность также не имело смысла, но главное – Кукловод не имел права отдавать их в лапы полиции. Оставалось одно: устроить кавардак.
Поэтому големы спугнули недотеп, выгнав их из «казармы», и позволили пройти дальше по тоннелю.
И стали прикрывать их от полиции…
Испуганный возглас за дверью и топот послужили знаком, что пора вмешаться.
Командир группы подал бойцам знак, спецназовцы распахнули дверь и вломились в смежное помещение.
За ними бросился Зябликов.
«Карьерист!»
Майор отреагировал последним, как, впрочем, и положено пенсионеру, а Десятник – самым последним. И начал не с движения, а с крика:
– Что происходит?!
– Будь позади!
– Я должен все видеть!
Миша наконец-то собрался с духом и обозначил шаг вперед.
«Проклятье!»
Нарушить приказ Колпаков не мог, но получить мертвого блоггера ему не хотелось.
– Не лезь под пули!
– Там пули?! – Десятник побледнел и вжался в стену.
«Сработало!»
И довольный собой майор бросился дальше… Но дальше порога не прошел, укрылся за дверью, с удивлением уставившись на тех, кто вел с полицейскими огневой бой.
– НКВД?! – взвизгнул подкравшийся сзади блоггер.
И самое ужасное заключалось в том, что он был прав – НКВД. В просторном, но изрядно захламленном помещении свистели пули, выпущенные из табельных «ТТ», с помощью которых бравые парни в военной форме стойко, и при этом как-то равнодушно сдерживали наступление вооруженных автоматическим оружием спецназовцев.
Гимнастерки, фуражки, шаровары, сапоги, уверенные действия в бою… Не оставалось сомнений в том, что полицейских встретили самые настоящие военные, и это обстоятельство вызвало у Десятника форменную истерику:
– Вы готовите переворот? Репрессии? Я так и знал, что здесь концлагерь и фашисты! Теперь я все знаю! Вы меня убьете?!
Блоггер предсмертно разрыдался.
А вот полицейских интересовало совсем другое:
– Куда они бегут? – вопросил Колпаков, высовываясь и тут же прячась обратно за угол.
– Они не бегут, они уходят, – проворчал спецназовец. – У них есть четкий план на бой, и мы не смогли его нарушить.
