– Ещё минутку.
В тридцатом эпизоде, где сирота должен был заплакать, Кайтусь вдруг показал язык и расхохотался.
– Сам виноват, дорогой мой. Нарочно испортил плёнку. Придётся снимать ещё один дубль.
Кайтусь предпочёл бы сниматься один или с детьми. Хуже со взрослыми кинозвёздами.
– Да всё уже хорошо, – капризничает Кайтусь.
Но актриса-кинозвезда недовольна: то она слишком высоко подняла руку, то слишком низко наклонила голову. И опять начинай всё сначала.
И вот Кайтусь опять мчится к ней, бросается в объятия и кричит:
– Мама!
А на ухо шёпотом:
– Держи башку, как надо.
Звезда разобиделась. Пришлось Кайтусю извиняться.
Наконец-то перерыв. Вот тебе на! Припёрся репортёр английской газеты, желает побеседовать с Кайтусем. Пришёл директор киностудии. Жена миллионера хочет поцеловать Кайтуся.
– Скажите ей, пусть поцелует собаку в нос.
Все смотрят на него, как на обезьяну в зверинце. Кайтусь от всего отказывается, а секретарь в ответ:
– Ты подписал договор.
Да, правда, подписал, обязан.
– Ну, ещё раз, последний. Ты же артист, тебе же важно, чтобы получился хороший кадр, – уговаривает режиссёр.
– Никакой я не артист, и ничего мне не важно.
– Друг мой, это очень серьёзная сцена.
– Я вам не друг. Вы мне не нравитесь, и я вас терпеть не могу.
– За что же?
– За то, что вы со мной такой добрый, такой ласковый. А почему вы толкнули старика, почему отодрали за уши и прогнали тех мальчишек, не заплатив им ни гроша?
– Что ж, объясню, только тебе придётся потерпеть. Девочку я взял из милости, уж очень меня просила её мать. Я дал ей зеркало и велел за неделю научиться…
– Чему?
– Сперва она должна была улыбнуться, потом взглянуть немножко удивлённо и немножко испуганно, а потом обрадоваться. Но она, лентяйка, не стала репетировать перед зеркалом. Из-за неё я потерял два дня. А мальчишки должны были драться на улице, и в это время на них налетел автомобиль.
– Знаю. Они всё время оглядывались: боялись, как бы автомобиль их и вправду не задавил.
– Поэтому я взял ребят посмелей. А из-за этих я испортил тридцать метров плёнки и заплатил штраф.
– Как вы всё здорово объясняете.
– Дорогой коллега, ты не понимаешь…
– Я вам не коллега. И вообще я скажу директору студии, что хочу другого режиссёра.
– Что ж, он послушается, обязательно послушается. Назначит другого режиссёра, а меня выгонит. Я потеряю работу, а у меня жена и ребёнок. Директор давно хочет от меня избавиться. На моё место он возьмёт кого-нибудь помоложе и подешевле, и тот будет ещё строже с актёрами. Про меня он говорит, что я недостаточно энергичный и слишком снисходительный. Ничего ты, мальчик, не понимаешь. Живёшь во дворце и понятия не имеешь, что тут у нас происходит.
«Да, не знаю, – подумал Кайтусь, – но обязательно узнаю».
Доктор закрывает дверь спальни Кайтуся.
– Спокойной ночи.
Кайтусь тихонько лежит. Потом осторожно встаёт, одевается, надевает шапку-невидимку и через сад выбирается на улицу. Он хочет узнать, что тут происходит, как живут безработные в этом богатом городе кинозвёзд.
Да, навиделся он, наслышался. Вот бедная комнатка.
– Нету работы, – говорит отец. – Через месяц начнут снимать новый фильм, там потребуется массовка. Может, удастся что-нибудь заработать.
Ещё одна комната. Вдова и дети.
– Не везёт, – жалуется она соседке. – То говорят, что я слишком толстая, то слишком худая, то у меня чересчур длинный нос, то чересчур короткий. Узнала я, что для съёмок нужны дети. Пошли они. Но, оказывается, дети нужны уродливые, а мои симпатичные. Опять не повезло.
А в другом доме молодой рабочий хвалится:
– Получил хорошую работу. Платят три доллара. Буду стоять в окне и смотреть на толпу. А потом брошу в неё кирпич. Надо только порепетировать перед зеркалом, чтобы у меня была зверская физиономия. А вот однорукому горбуну обещают платить десять долларов. Правда, пока такого не нашли, но найдут.
И о себе тоже услыхал Кайтусь:
– Цацкаются с этим щенком, как не знаю с кем. Потом будут писать, что он заработал кучу денег. Режиссёр потому нас так мучает, что он не желает приходить на репетиции. Говорит, скучно ему. А попробовал бы он по пять часов в день изображать перед зеркалом, что задыхается.
– Погоди, через годик он надоест публике. Найдут другого. Только бы поскорей окончили снимать «Сына гарнизона». Хуже нет играть с капризной звездой.
Услышал Кайтусь, что говорят о нём в его дворце.
– Странный мальчик, – удивляется учитель музыки. – Иногда заниматься с ним одно удовольствие, а иной раз просто еле выдерживаешь. То играет прекрасно, а то пальцы как деревянные.
– И иногда не знаешь, что ему в голову взбредёт, – жалуется секретарь. – Если бы не я, он бы давно уже расторг договор. Совершенно не переносит замечаний. Сразу обижается и отвечает: «Ну и не надо». Или: «А мне всё равно». Упрямый, самолюбивый и капризный. Жаль, если из него ничего не получится.
– Он избалован и дерзок, – говорит преподаватель гимнастики. – Недисциплинированным нет места на свете.
– Он страшно слабовольный, – огорчается доктор. – Нетерпеливый, всё хочет сразу. Когда у него заболел зуб, мы сменили четырёх дантистов. Они уж так осторожно лечили. Да куда там! Он вырывается, злится, убегает. Хочет вылечить зуб, не раскрывая рта. А порой он и вправду слишком много себе позволяет.
– Я послал телеграмму директору цирка, чтобы приезжал сюда и сам следил за мальчиком. А то он научился водить машину и гоняет на бешеной скорости. Не дай бог разобьётся. И ещё упёрся, чтобы через неделю закончили картину, – говорит секретарь.
Да, Кайтусю скучно, он бунтует. Не желает слушаться и не будет. Не для того он стал чародеем, чтобы делать что ему велят. Да, он подписал договор и закончит фильм, чтобы директор цирка мог получить деньги, которые потратил на него. Ещё неделю он потерпит, а потом – до свидания.
Не хочет он больше видеть ни режиссёра, ни секретаря, ни учителей, ни костюмеров с операторами, ни репортёров, ни кинозвёзд. Хочет жить сам по себе, хочет быть свободным.
Ещё неделя. Раз уж он начал, то закончит.
Глава 15
В семимильных сапогах на концерт Грея. Похищение. Мысль. Во дворце миллионера
