– Это не я.
– Известное дело, не ты, а твои ноги. Ох, Антось, когда же ты посмирнее станешь?
– Сегодня же, прямо сейчас.
– Ну, это уже будет чистое волшебство.
Мама штопает, на плите что-то переставляет, помешивает в кастрюле, а Кайтусь сидит на низеньком табурете, и так ему удивительно хорошо, как давно уже не было.
– Вот так, Антось. Ты уходишь в школу или бежишь с приятелями, папа на работе, а я остаюсь одна со своими мыслями. После смерти бабушки не с кем поговорить, посоветоваться, некому пожаловаться. Вечно я тревожусь за вас.
Кайтусь прижался губами к маминой руке.
– Кто тебе лоб поцарапал?
– Нет, лучше ты расскажи, как было, когда ты была маленькая, расскажи про папу, про бабушку, про меня, про Хеленку.
– Хеленка была спокойная. Может, потому, что девочка, а может, потому, что ещё маленькая была. Хотя ты всегда был сорванец, ещё в колыбели лежал, а всё равно одного тебя нельзя было оставить: всё пытался встать.
Мама рассказывает, время быстро бежит. Вернулся с работы папа.
– Вот тебе твоё сокровище. Посмотри, какая царапина. Оказывается, он попал в железнодорожную катастрофу. Начитается всяких дурацких сообщений в газетах, а потом фантазирует. Ох и сыночек у тебя.
– Это у тебя такой бездельник. Подойди-ка, Антось. Знаешь, хозяин получил новый заказ. А то дела были такие плохие, я только говорить тебе не хотел. Ну, теперь месяца на два работа есть. Послушай, Антось, царапины у тебя выглядят так, будто они не сегодняшние, а старые.
– Так крушение же вчера было.
– Ой, смотри, парень, придётся мне тебя выпороть.
– Когда терпение лопнет?
– Ох, лопнет, скоро лопнет…
– Ему всё смех, – говорит мама, – а я, когда он уходит из дома, места себе не нахожу.
Сели ужинать. Мама и папа беседуют о новом заказе, о работе. А Кайтусь думает: «Я ведь правду сказал. Сами виноваты, что не поверили. Но теперь всё будет по-другому. Отец перестанет беспокоиться, что потеряет работу, мама не будет бояться. Начнётся спокойная жизнь. С завтрашнего дня. Нет, прямо сейчас».
Кайтусь помог маме вымыть посуду, потом сел за уроки. Он ещё не знает, что его ждёт.
Умер известный писатель. Будут торжественные похороны с оркестром.
В больших городах любят торжественные похороны. Если погода хорошая, почему бы не сходить, не поглазеть, не встретиться и не поболтать со знакомыми? У могилы произносят речи – почему бы не послушать?
Все пошли на похороны. Пошёл и Кайтусь. Но он маленький, ему трудно протискиваться в толпе.
На всякие многолюдные сборища всегда приходят карманные воры: в толпе куда проще вытащить из кармана бумажник или часы. Полиции об этом известно, и на такие сборища всегда посылают агента в штатском.
Кайтусь же об этом не знал, и когда его со всех сторон стиснули, он надел шапку-невидимку и, невидимый, принялся локтями и коленями прокладывать себе дорогу.
Он уже почти пробился к самому катафалку. Наступит кому-нибудь на ногу или поддаст кулаком вбок, а человек даже обернуться не может, ну, и сразу начинается скандал, дескать, что за хамство, откуда такая невоспитанность, а Кайтусь тем временем протискивается дальше, и на всём его пути вот такое вот замешательство. Обычные зеваки не обратили на это внимания, а вот тайный агент был настороже. Почувствовал, что кто-то прикоснулся к нему, и, даже не глядя, цап за руку.
– Пустите.
– Не пущу. Снимай шапку. Попался, колдун!
Да, Кайтусь попался. Плохо дело. Снял он шапку-невидимку, покорно пошёл с тайным агентом.
А тот ведёт его, а сам думает, что делать дальше. Колдуна поймать – это не баран начихал. Самым знаменитым сыщикам такое не удавалось. Этот жеребёнок обманул начальника конвоя. Филипс из-за него погиб.
«Если я сдам его в полицию, получу награду. Но лучше бы договориться с ним».
Кайтусь изменил лицо – на случай, если будут фотографировать. Он, как говорят спортсмены, в форме и ничего не боится. Уж из тюрьмы-то он выберется.
А полицейский, словно угадав его мысли, чуть ли не упрашивает:
– Да ты не бойся. Ничего плохого я тебе не сделаю.
Привёл его агент в обычный полицейский участок.
– Что за мальчишка? – спрашивает дежурный. – С похорон?
– Да.
– Как тебе не стыдно? – обращается дежурный к Кайтусю. – Кто тебя учил такому? Говори, что украл?
– Да нет, – говорит агент. – Может, он только хотел украсть, не успел. А может, мне просто показалось.
Остались они с Кайтусем вдвоём.
– Послушай, парнишка. Ты у меня в руках.
– Ну и что?
– Знаешь, что за твою голову назначена награда?
– Знаю, читал.
– Но мне жалко тебя. Если мы с тобой договоримся, нам обоим будет хорошо. Сам видишь, ты свалял дурака. Ну кто в толпе надевает шапку-невидимку? А всё потому, что ты ещё мал. Многого ещё не понимаешь. Научи меня колдовству, будем друг другу помогать. Ну как, нравится тебе моё предложение?
– Нравится. Хорошее предложение.
– Значит, согласен?
– Нет, не согласен.
– Предпочитаешь умереть в камере или висеть в петле?
– В какой ещё петле?
– В обыкновенной. Тебя повесят. Мне-то твоё колдовство не больно нужно, просто ты нравишься мне.
– Вы мне тоже, да только мне пора домой, а то мама будет беспокоиться.
– Не прикидывайся дурачком.
– А вот сейчас увидите, кто дурачок, – произнёс Кайтусь и исчез.
Агент машет руками, ищет, тычется туда-сюда, словно в жмурки играет. А Кайтусь обернулся мухой и полетел себе.
И тут-то подтвердились слова Филипса, что у Кайтуся есть враг куда опасней полиции.
Сел Кайтусь на стену и угодил в паутину. Вырывается он, жужжит, а к нему на кривых ногах уже подбежал паук и опутывает его липучими нитями.
«Хочу, велю, желаю превратиться в мышь».
И в тот же миг Кайтусь превратился в мышь.
Выскочил он из окна во двор. Закружилась у серой мышки голова. Не успела она ещё в себя прийти, а на неё уже бросился чёрный котище.
Кайтусь уже решил, что пришёл его последний час.
«Хочу, желаю. Желаю, повелеваю».
Успел. Вспорхнул голубем перед самым носом чёрного кота.
Уселся голубь на крыше. Сердце колотится, дыхание спирает. Полетел он поискать места, где можно спокойно снова превратиться в человека, потому что почувствовал: долго ему не продержаться.
