Впрочем, о работе в безымянной компании Сигалов думал не как о новых перспективах, а как о чем-то уже упущенном, прошедшем. Шагову он объяснить этого не мог, но сам-то понимал и решение в глубине души уже принял, только не успел еще себе в этом признаться.
Чтобы переключиться, Виктор отошел от тошнотворной антитабачной галереи и зацепился взглядом за другой стенд.
«Сенсорная депривация – это прекращение внешнего воздействия на органы чувств. Не нужно этого бояться! Закройте глаза, и вот уже вы подвергаете себя частичной депривации. Ничего страшного, правда? Что же будет, если на время лишить человека всех видов внешнего воздействия?
В медитативной практике это состояние называется самадхи: человек не получает никаких сигналов извне, даже тактильных.
Как это происходит: свето– и звуконепроницаемая камера наполняется плотной жидкостью с температурой человеческого тела, что обеспечивает ощущение невесомости и полной свободы.
Сенсорная депривация запускает весьма интересные процессы. Лишенное какой-либо внешней стимуляции, человеческое сознание начинает работать эффективнее. Вся содержащаяся в памяти информация анализируется и автоматически структурируется. Включается самонастройка и стабилизация психики. И всё это – без вашего участия! Ваше сознание работает само, а вы парите в пустоте и наслаждаетесь чувством единения со Вселенной.
Наша камера самадхи может быть использована как в психотерапевтических целях, так и для оптимизации мыслительных процессов. Особенно помогут сеансы сенсорной депривации тем, кто занят интенсивной интеллектуальной деятельностью и хотел бы существенно повысить свою продуктивность.
Готовитесь к сессии? Сдаете проект? Ощущаете интеллектуальное истощение? Рассчитываете на повышение по службе?
Посетите нашу камеру самадхи в цокольном этаже здания!
Не забудьте предварительно проконсультироваться у вашего врача».
Текст занимал всю отведенную площадь, для картинки места почти не осталось, поэтому фотография депривационной камеры была совсем крошечной. Красно-белая капсула напомнила Виктору космический челнок из типичного фантастического морфоскрипта. И в космосе, и в больничном подвале обтекаемая форма была ничем не оправдана, но так выглядело круче, это безусловно.
– Молодой человек! – окликнула Сигалова очередь на разные голоса.
– Вы читаете или навещаете? – спросила женщина в регистратуре.
– Совмещаю, – ответил Виктор.
Узнав номер палаты, он миновал длинный переход между корпусами и оказался в коридоре, таком же длинном. Вышагивая по идеально чистому кафелю, Сигалов невольно вспомнил ту ночь: позади горел полный трупов дом, впереди была дорога сквозь лес. Виктор шел по ней так же быстро и сосредоточенно, как сейчас, но тогда его попутчиком был страх, а сегодня – гнев.
Когда он взялся за дверную ручку, от благостной дымки, возникшей из стакана «Джека Дэниэлса», не осталось и следа.
Палата у Егора была неплохая – одноместная, похожая на средний гостиничный номер. Монитор над кроватью транслировал разноцветные графики, в углу стоял какой-то выключенный аппарат – и то и другое казалось всего лишь необходимой в больничных стенах условностью.
Туманов лежал с закрытыми глазами, лоб был прикрыт полотенцем, словно он страдал от мигрени. Виктор осторожно приподнял край и обнаружил под ним немуль. Уже не церемонясь, он снял с Егора обруч и дождался, пока тот сориентируется в изменившемся пространстве.
– Развлекаешься? – осведомился Виктор.
– Вообще-то, мне нельзя, но здесь такая тоска… – пустился в объяснения Туманов.
– Привет от Лаврика, – перебил Сигалов.
– Что? – с заминкой сказал Егор.
Имя он расслышал и, конечно, узнал. Он только не мог понять, в каком качестве к нему явился Виктор, – как провокатор или как новый коллега. Всё это отразилось на его румяном лице с цветущими младенческими щечками, которые до сих пор умудрялись избегать знакомства с бритвой.
– Лаврик скучает, – процедил Сигалов. – Ждет тебя в студии. Бизнес простаивает, нехорошо. Юзеры волнуются, без свежих кишок им не по себе.
– Вообще не понимаю, о чём ты! – заявил Туманов. Прозвучало неубедительно, но теперь он, по крайней мере, знал, в каком русле пойдет разговор. – Ты спятил, Витя? Приперся к больному человеку, грузишь его каким-то бредом!
Сигалов огляделся, придвинул стул и сел у кровати.
– Палата изнутри не запирается? Жаль.
Егор, перебирая ногами и комкая одеяло, начал как будто бы отползать, но лишь прессовал головой подушку. Портативная рабочая станция, вряд ли рекомендованная пациентам с сотрясением мозга, упала на пол и, судя по звуку, разбилась. Туманова это нисколько не обеспокоило.
– А еще привет тебе от Максимова. И от Левашова тоже. Оба ждут не дождутся, когда ты им компанию составишь. Знаешь где? Знаешь, сука?! – оглушительно прошипел Виктор. – В земле. Даже не в могиле, а где-то в яме, в лесу. Или, может, в пруду с камнем на шее, если там есть водоемы. Я как-то не успел ознакомиться с окрестностями.
– Что ты городишь?..
– Не звонили тебе эти парни, нет? Максимов и Левашов, твои протеже, молодые перспективные авторы. Не благодарили за работенку, которую ты им подкинул? Хотя ты же их не спрашивал, да? Если и меня не спросил, то их с какой стати? Взял и ткнул пальцем: годится, пакуйте.
– Я ничего этого не знал! – Егор замотал побелевшими щеками и тоже перешел на шепот. – Какие?.. Какие могилы?! Ты что?..
– Следующим должны были закопать меня. А за мной кого-нибудь еще. Кого бы ты порекомендовал? Кто бы это ни был, его тоже убили бы. Сказать почему? Потому, что с этой паскудной работой никто, кроме тебя, справиться не в состоянии. Ни один нормальный человек не сможет воображать, как он убивает ребенка, как… – Сигалова замутило, он прикрыл глаза и с трудом сглотнул. – Видеть всю эту кровь, весь этот ужас… Купаться в этом и испытывать радость… Не может никто. Это за пределами. Один ты такой фантазер, другого еще не сделали.
– Про Максимова – это точно? Я не думал… Лаврик мужик жесткий, но чтобы до такой степени… Я не знал, клянусь!
– Ну понятно, рабочие вопросы Лаврик решает сам, в рабочем порядке, а у тебя – чистое вдохновение. Только контент, и ничего больше.
– Ты думаешь, мне это нравилось?! – вскинулся Егор. – Или думаешь, я сам всё это креативил? Да я бы не смог! Меня тоже рвало. Это неправда, что человек ко всему привыкает. К некоторым вещам привыкнуть нельзя никогда. Для Лаврика сочиняют конченые психопаты. Совсем рехнувшиеся, бесповоротно. Он набирал морфоскриптеров среди клиентов психушек. Только какие из них скриптеры… Половина двух слов связать не может, самую примитивную мысль выразить не способны. Лаврик использовал свои связи в полиции, составлял целые списки разных психов, которым тюрьму заменили на лечение или у которых не доказана вина. И вот эти больные мрази сидят и выдают свои грезы. Но там даже не полуфабрикаты… Там какая-то размазанная блевотина! И ей нужно придать форму – иначе скрипт не то что не купят, он вообще не будет работать. Ты же видел? Ты видел это? Да?..
