Хотя вид у него был спокойно-непринужденный, взгляд его оставался настороженным, а лицо очень серьезным – и полностью сосредоточенным на ней. Эмма с трудом подавила желание обернуться и найти ту женщину, которую он на самом деле пожирает взглядом.
Может быть, вся эта ситуация стоит того, чтобы она смогла почувствовать на себе такой взгляд? Чтобы она наконец узнала, каково это, когда мужчина смотрит на тебя так, словно ты – единственная женщина в целом свете?
Всю жизнь ее затмевали тетки, которые были так потрясающе хороши собой, что о них писали эдды. Хотя мать Эммы давно умерла, Эмму по-прежнему подавляли единодушные восхваления ее сказочной красоты.
Эмма была тщедушная, бледная и… клыкастая. И однако этот красивый мужчина адресовал ей взгляд, от которого мог расплавиться металл. Почувствовав себя смелее, Эмма посмотрела ему в глаза. Он не ухмылялся и не хмурился: казалось, будто его мысли совпадали с ее собственными.
Лахлан смотрел, как Эммалайн скользит по холлу: она двигалась так грациозно, что не вполне походила на человека. Он был поражен тем, насколько богатой и спокойно-уверенной она казалась: так выглядят настоящие аристократки. Никто и не заподозрил бы ее робкую натуру: она словно облачилась в плащ самообладания.
А потом она вдруг изменилась.
Он не знал, чем это было вызвано, – но ее взгляд стал жарким. У нее был такой вид, будто ей нужен мужчина, – и Лахлан на это среагировал. Все его существо среагировало. Но это подействовало не только на него. Хоть Эмма, казалось, этого не замечает, но ее чувственная походка и движения притягивали к ней взгляды всех мужчин. Они замолкали на полуслове, поворачивались и смотрели, околдованные. Даже на женщин это действовало. Лахлан видел, на кого устремлено их внимание. Женщины смотрели на ее одежду и сияющие волосы, мужчины устремляли жадные взгляды на ее грудь, губы и глаза. Их пульс и дыхание ускорялись при виде ее завораживающей красоты.
Неужели каждый из этих дурней рассчитывает стать тем, кто даст ей то, чего она желает? В Лахлане вспыхнула бешеная ярость. Глядя ему прямо в глаза, она сказала, что в глубине души он – зверь. Отчасти она была права – и сейчас этот зверь желал убить всех мужчин, которые смеют смотреть на Эмму, тогда как сам он еще не сделал ее своей. Сейчас – опасный момент, и внутренний голос требовал, чтобы он поскорее увел ее отсюда…
Внезапно пришло понимание. Женщины-вампиры всегда рождались красивыми: это было инструментом защиты и приемом хищника. С помощью своей красоты они управляли окружающими и использовали ее для убийства. И Эмма сейчас использовала свои способности, делая то, что дано ей от рождения. А он реагирует на это именно так, как она и рассчитывала.
Когда она остановилась перед ним, он бросил на нее гневный взгляд. Эмма нахмурилась и сказала:
– Я еду с вами. И не буду пытаться убежать. – Ее голос был мягким и обольстительным: такой голос создан для того, чтобы шептать в постели жаркие слова. – Я помогу вам, но я прошу вас не причинять мне вреда.
– Я обещал, что буду тебя оберегать.
Как только Лахлан отошел, чтобы сесть на место рядом с водительским, дежурный стоянки открыл Эмме дверцу автомобиля и помог сесть. Быстро разобравшись с механизмом ручки, Лахлан уселся рядом, утонув в мягком кресле. Эмма посмотрела на заднее сиденье машины, несомненно заметив кипу журналов, которую по его указанию приготовил дежурный отеля, но даже не бросила на него вопросительный взгляд, а сразу посмотрела вперед.
– Я могу доехать до Лондона, – с этими словами она нажала кнопку с пометой «Вкл. старт.», – но потом мне понадобится помощь.
Лахлан кивнул, наблюдая за тем, как Эмма поспешно выдвигает свое сиденье далеко вперед, а потом закрепляет перед собой какую-то упряжь.
Поймав его взгляд, она объяснила:
– Это – ремни безопасности.
Протянув руку, она передвинула какой-то рычаг в положение «В».
Вот это да! Если это означает «вперед» и этого достаточно, чтобы включить машину, то он очень рассердится.
Когда Эмма выразительно посмотрела на его собственные ремни безопасности, Лахлан иронично выгнул бровь и просто сказал:
– Я бессмертный.
Он видел, что Эмму его слова разозлили. Поставив ногу на более длинную из двух педалей на полу, она с силой на нее нажала – и машина рванула вперед, вливаясь в поток движения.
Глава 7
– С какой скоростью мы едем?
– Восемьдесят километров в час, – ответила Эмма равнодушно.
– А какая длина у километра?
Она догадывалась, что он ее об этом спросит. Печально, но факт: она этого не знает. Она просто согласовывала показания спидометра с ограничениями скорости, указанными на знаках.
Многие вопросы, которые он задавал в течение последнего получаса, заставляли ее ощутить себя тупой, а почему-то ей казалось крайне важным, чтобы он ее такой не считал.
Его вопросы были связаны с запасом новостных журналов, которые он приобрел – несомненно, у того же служащего снизу, кто составил им маршрут. Эмма видела, как Лахлан их буквально проглатывает, и поняла, что он действительно читает очень быстро, так как через каждые несколько страниц он обращался к ней за пояснениями. Его ставили в тупик аббревиатуры, и хотя Эмма смогла расшифровать НАСА, ФБР и лэптоп, МР-3 поставил ее в тупик.
После того как Лахлан прочел все журналы, он взялся за инструкцию к автомобилю – и вопросы возобновились.
Следом за инструкцией настала очередь французских правил дорожного движения, предоставленных агентством проката машин. Быстро просмотрев брошюрку, Лахлан отбросил ее с таким видом, словно правила не произвели на него особого впечатления. Поймав недоуменный взгляд Эммы, он объяснил:
– Кое-что не меняется. На склоне все равно надо ставить на тормоз, будь это конный экипаж или что другое.
Ее раздосадовала такая заносчивость и непринужденное отметание тех вещей, которые должны были бы его впечатлить. Она безумно испугалась бы автомобиля, если бы впервые села в него уже взрослой. Не таков оказался Лахлан. В дороге он был слишком доволен собой. Он слишком удобно устроился на обтянутом кожей сиденье, слишком интересовался управлением стеклами и кондиционером, которое то и дело принимался включать и выключать, поднимать и опускать.
Разве ему не полагалось все еще находиться в состоянии ошеломления? Похоже, что его колоссальное нахальство ничем не смутишь.
С каждой минутой приближающегося рассвета Эмма напрягалась все больше. Прежде она всегда была так осмотрительна! Эта поездка в Европу стала ее первой по-настоящему самостоятельной, да и ее разрешили только после того, как тетки предусмотрели множество мер предосторожности. И, тем не менее, Эмма сумела остаться без крови, была похищена и вынуждена была оказаться в мире, не имея никакой защиты от солнца, кроме багажника машины, а теперь и едет неизвестно куда…
