Валькирии таких уз не принимали.
Они получали силу от своего ковена, но вне его оставались полностью независимыми. Говорили, что больше всего они ценят свободу. «Никогда нельзя удержать валькирию, если она рвется на свободу», – говорил в свое время отец Лахлана. И вот теперь Лахлан был намерен сделать именно это.
Он попытается удержать Эмму, несмотря на то что она скорее всего смертельно его боится. А ведь ее родичи не знают, что он на нее набрасывался! Они только подозревают, что он прикасался к ней так, как к ней никогда прежде не прикасались.
И тем не менее он это сделал. И сделает снова, когда окажется во власти полной луны. Как у всех оборотней, нашедших свою пару, его страсти в этот момент будут очень сильными, а самообладание – слабым. С незапамятных времен когда в Кайнвейне король жил со своей королевой, все остальные уходили из замка на ночь полнолуния и на ночи перед ним и после него, чтобы монаршая пара могла отдаться зову луны и дать своим желаниям полную свободу.
Если бы Эмма могла почувствовать такое же желание и агрессивность, он не испугал бы ее настолько сильно. Он поклялся, что запрет ее в каком-нибудь надежном месте, – но при этом прекрасно понимал, что ничто не помешает ему до нее добраться.
Насколько проще было бы, если бы его подруга была членом клана!
Но тогда у него не было бы Эммы!..
Ближе к закату, постучав, к ним вошли две горничные, чтобы распаковать и разложить одежду Эммы.
– Позаботьтесь о ее вещах, – приказал Лахлан, отходя от ее кровати. – Но не прикасайтесь к ней.
Оставив их с изумленно округлившимися глазами, он прошел через задвинутые шторы, чтобы выйти на балкон. Встав там, он стал смотреть на заходящее солнце, любуясь их домом, холмами, поросшими лесом, и надеясь, что Эмма со временем полюбит эти места.
Когда солнце село, он вернулся и нахмурился, обнаружив горничных в паре шагов от кровати. Они разглядывали Эмму и перешептывались. Конечно, они не посмели бы до нее дотронуться – но они были юными оборотнями и, наверное, никогда в жизни не видели вампира.
Лахлан как раз собирался приказать им уйти, когда Эмма быстро открыла глаза – и грациозно поднялась. Горничные заверещали от страха. Эмма поспешно отодвинулась к изголовью и зашипела вслед убегающей парочке.
Лахлан предвидел, что все будет непросто.
– Успокойся, Эмма, – проговорил он, быстро подходя к ней. – Вы напугали друг друга.
Эмма несколько секунд смотрела на дверь, а потом ее взгляд скользнул по его лицу. Ее щеки побледнели – и она быстро отвела глаза.
– Твои раны хорошо заживают.
Она ничего не ответила – только молча провела кончиками пальцев по груди.
– Когда ты снова попьешь, они заживут окончательно. Он сел рядом с ней и начат закатывать рукав – но Эмма отшатнулась от него.
– Где я?
Она быстро обвела глазами комнату и, наконец, остановила взгляд на изножье кровати. Она внимательно осмотрела тонкую резьбу на дереве, а потом повернулась, чтобы увидеть изголовье с инкрустированными символами. В комнате сгущалась тьма. В бликах света, отбрасываемых пламенем камина, казалось, будто символы двигаются.
Мастера начали изготавливать эту кровать в тот день, когда Лахлан родился, – но она предназначалась не только ему, но и ей. Он часто лежал там, где сейчас сидела она, завороженно любуясь резьбой, представляя себе свою будущую подругу.
– Ты в Кайнвейне. Ты в безопасности. Здесь тебе ничего не угрожает.
– Ты их всех убил?
– Да.
Она кивнула, явно довольная этим фактом.
– Ты не знаешь, почему они вдруг напали?
– Это ты меня спрашиваешь? Она попыталась встать.
– Что ты собралась делать? – возмутился он, заставляя ее лечь обратно.
– Мне надо позвонить домой.
– Я вчера ночью позвонил тебе домой.
Глаза Эммы расширились, а на лице отразилось явное облегчение.
– Ты клянешься? Когда они за мной приедут?
Он огорчился тем, как она обрадовалась перспективе уехать от него – однако не мог ее в этом винить.
– Я говорил с Анникой и теперь знаю, кто они. И кто ты.
– И ты им сказал, что ты оборотень? Лахлан попытался подавить раздражение.
– Ты стыдишься того, что им известно, что ты со мной?
– Конечно.
Он гневно процедил:
– Потому что ты считаешь меня животным?
– Потому что ты – враг.
– Я не враждую с твоей семьей. Эмма недоверчиво выгнула брови:
– Оборотни не воевали против моих теток?
– Только во время последнего приращения. Всего пятьсот лет назад.
– И тогда ты убил кого-то из них?
– Я никогда не убивал валькирий, – ответил Лахлан, не покривив душой, однако мысленно признался себе, что это случилось просто потому, что он ни разу не столкнулся ни с одной.
Глава 19
Эмму все еще пробирала дрожь при мысли о том, что она увидела во время нападения вампиров.
К несчастью, теперь она совершенно точно знала, как выглядит Лахлан в тот момент, когда он превращается в оборотня. Казалось, будто на него наложилось неустойчивое изображение проектора, которое мигало и высвечивало нечто зверское и жестокое, смотревшее наружу с полной одержимостью.
И теперь она оказалась в постели у этого существа!
– Эмма, то, что ты видела прошлой ночью, – это не вся моя суть. – Пламя камина бросало тени на его лицо, напоминая ей о том, что она видела. – Это только малая часть меня, и я в состоянии этой частью управлять.
– Управлять? – Она медленно кивнула. – Значит, ты сознательно решил наброситься на меня в поле и в парижской гостинице? И ты действительно хотел меня задушить?
– Мне надо кое-что тебе объяснить. Ты знаешь, что я был в плену у Орды, но ты не знаешь, что меня… пытали. Это подействовало на мое поведение и на мои мысли.
Она знала, что его пытали, – она только не знала, как именно.
– Что они с тобой делали?
– Не хочу обременять тебя подробностями. Почему ты не сказала мне, что ты наполовину валькирия?
– А что бы при этом изменилось? Я все равно вампир, а мои тетки – твои враги.
– Нет, они мне не враги! – снова заявил он. – Я не считаю своими врагами маленьких волшебных женщин, которые живут на другом континенте.
Его пренебрежительные слова задели ее не меньше, чем если бы он признал себя их врагом.
– Когда Анника за мной приедет? Он прищурился.
