Рябцев подавил зевоту, которая одолевала его с первых проблесков солнца.
— Да вообще. Слушай, Вика, ты извини, но мне сейчас…
— Да-да, я только забыла тебе сказать. Сегодня я к врачу поеду. Вчера с вечера записалась. В частную клинику на Гагарина — помнишь, мы там были уже года три назад?
— Погоди. Туго что-то соображаю… К врачу хочешь? Зачем?
— Что значит зачем? Проверить! Все ли нормально. Вообще-то так делается… папаша!
«Папаша» резало слух хлеще, чем все остальное. Рябцев нервно хмыкнул.
— Мда уж. Сегодня же воскресенье?
— А вот они работают. Ты поедешь со мной? Узи вместе пройдем, сам увидишь!
— Я бы с радостью, но… Вик, я ведь ночью не присел даже ни разу. И вряд ли получится, после того что ночью было…
— Да я понимаю, — голос Вики стал унылым и грустным. — Ладно. Такси вызову. Доберусь как-нибудь.
Рябцев тяжело вздохнул.
— Хорошо… Во сколько тебе назначено?
Рябцев коротал время, общаясь с женой, перед дверью кабинета, где дежурный врач с медсестрой колдовали над ногой Бегина.
— Так, ну вроде готово, — врач отступил, наблюдая результат своего труда. — Промыли, обеззаразили, зашили и перевязали. Все готово.
— Что это был за укол? — спросил Бегин у медсестры, которая самозабвенно возилась на полке со шприцами, раскладывая их.
— Столбняк, что же еще, — вместо нее ответил врач. — Я бы вам настоятельно посоветовал госпитализироваться.
— Из-за гвоздя?
— Это не царапина, у вас колотое сквозное ранение. Плюс, учитывая вашу ситуацию… Вы ведь, как я пониманию, даже не почувствуете, если рана откроется?
— Спасибо, я обойдусь как-нибудь.
Бегин осмотрел ногу. Тугая бинтовая повезка окутывала центр его стопы, оставив обнаженными лишь пятку и торчащие из этого кокона пальцы. Сверху на подъеме стопы и внизу, на ее своде, сквозь многочисленные слои бинтов угадывались проступающие розовые пятна — ранения продолжали кровоточить.
— Вам лучше не пользоваться сейчас стопой. Все-таки человек ходит, понимаете? Вы будете постоянно бередить рану, она будет открываться снова и снова… А при отсутствии болевой чувствительности вы забудетесь и…
— Я не забуду, что у меня дырка в ступне. Но спасибо.
Врач уселся за стол, покряхтел.
— Давно у вас это?
— Дырка? Часов семь.
— Нет-нет. Анальгезия. Как давно это у вас?
— Последние 11 лет.
— И не проходит? — Бегин в ответ просто покачал головой. Врач признался: — Никогда не сталкивался, честно говоря. В учебниках читал, да и то, когда это было… Явление ведь достаточно редкое. По крайней мере, в такой форме, как у вас. Вы не думаете, что в вашем случае анальгезия имеет психосоматическую природу?
— Доктор, — устало откликнулся Бегин, вставая на здоровую ногу, облаченную в ботинок, и упираясь в пол лишь пальцами правой ступни. — О своей анальгезии за эти годы я узнал больше, чем знают большинство врачей. Если мы закончили, я пойду. Спасибо еще раз.
Он подхватил пакет с проткнутым насквозь ботинком внутри и неловко, короткими прыжками, заковылял к двери. Медсестра бросилась открывать ему. Врач вздохнул и бросил напоследок:
— Проверяйте почаще, что там у вас. Я имею в виду, просто смотрите вниз. Увидите кровь — сразу к нам в процедурный.
Пришлось благодарить врача еще раз. Бегин выбрался из кабинета. Тут же к нему подскочил Рябцев.
— Тебе помочь?
— Я сам.
— Ой, да брось ты. Терминатор, мля. — Рябцев закинул через плечи руку Бегина и двинулся по коридору. — Тяжелый, черт. Худой вроде. Наверное, дерьма внутри слишком много, а?
Бегин усмехнулся.
— В точку.
Не без труда Рябцев помог спуститься Бегину по ступенькам и довел его до машины. На сиденье Бегин завалился сам, держась руками за дверцу. Рябцев уселся за руль, завел двигатель.
— Куда сейчас?
— Обувные магазины уже открыты? Мне нужны ботинки, которыми нельзя будет пользоваться, как умывальником.
Рябцев знал пару палаток с обувью на местном вещевом рынке, который работал с восьми утра. По пути на рынок он наблюдал, как Бегин повертел пакет с оставшимся на память дырявым ботинком и бросил его на заднее сиденье.
— Если ты не против.
— Пожалуйста, кидай окровавленные вещи в моей машине, мне это так нравится, — хмыкнул Рябцев. И затем серьезно продолжил: — Слушай, я тебе поражаюсь, как ты смог… Ну, ногу насквозь, это же боль адская.
— На это и был расчет?
— Чего?
— Они на это и рассчитывали, — повторил Бегин. — Выкрутили или выбили лампочку на площадке. И бросили под дверь несколько «куриных лап». Пропорешь ногу — заорешь. Может быть, упадешь. Все-таки больно. В это время с площадки сверху спускается парень с пистолетом. Ты не успеваешь опомниться, как получаешь пулю в лоб.
Рябцев помрачнел.
— Б… А я думал, так, напугать решили, типа мы все про тебя знаем и все такое.
— И напугать тоже. Только не меня, а других, кто сунется туда же, куда и я.
— Это куда?
Бегин не ответил сразу, а потом они уже подъезжали к рынку. Бегин остался ждать в машине. А Рябцев побежал на территорию барахолки, лишь уточнив размер ноги. Он заверил, что торговцы — его знакомые, за которыми был должок еще со времен его оперского прошлого. Вероятно, так оно и было, потому что через десять минут он вернулся вместе с низкорослым смуглым мужичком в спортивном костюме и с барсеткой на животе, который волок баул с коробками.
— Что, прямо здесь?
— А ты предлагаешь тебя на руках по рынку таскать, блин, пока ты себе подходящий фасончик выбирать будешь? — проворчал Рябцев. — Обувь недорогая, на первое время сойдет. Все равно ты кровью там все загадишь десять раз, пока не заживет все. А уж потом хоть в бутиках себе обувку покупай. Только без меня.
Бегин подчинился. Мужик с рынка постелил газетку перпед распахнутой дверцей машины, и Бегин, сидя на пассажирском кресле, осторожно примерял ботинок за ботинком. Примерял на здоровую ногу — здравый смысл подсказывал, что правую сейчас лучше не трогать вообще.
Рябцев тем временем успел куда-то позвонить и, вернувшись к машине, поведал:
— На месте наши все еще работают. Там даже Лопатин час назад побывал, отметился. Приказал дверь менять. Там же замок всмятку почти… И прикинь, сейчас дежурный опер сидит там и ждет рабочих-установщиков. Ты у нас теперь звезда. Недели две только об этом в управлении и будут трындеть.
— Рад до безумия. А по делу узнал что-нибудь?
