— …Участковый от бога, — кивнул Бегин. — Я уже понял. Здесь все?
— Вот тут законченные дела, которые Зубов готовил к передаче в архив, — Богданов взялся за одну из папок. — Само собой, мы их передали, так что здесь копии. Их отдел убийств уже изучал, кстати. Вот здесь, во второй папке, текущие материалы, по которым Зубов только начинал работу, или по которым даже не успел ничего сделать. Жалобы, заявления, сигналы от населения… Вот здесь все остальное. Планы, обходы, задания от следователей по уголовным делам. В общем, разберетесь.
— Постараюсь.
— Будет нужна помощь, обращайтесь сразу, — Богданов положил перед Бегиным свою визитку. — Я сделаю все, чтобы помочь. Зубов был моим другом.
Бегин взялся за первую папку. Он вооружился ручкой и несколькими чистыми листами бумаги, куда решил выписывать все, что покажется ему имеющим значение. Но теперь выяснилось, что это работа надолго.
Бегин не заметил, как опустился вечер, а в коридорах управления стихли голоса. Глаза следователя слипались, он постоянно зевал — бессонная ночь давала о себе знать. Хотелось кофе, но чайник уже был пуст, а перспектива прыгать с емкостью на одной ноге до кулера с водой радости не вызывала.
Потом ему на сотовый позвонили с неизвестного номера. Судя по порядку первых цифр, это был сотовый.
— Добрый вечер, Александр, — услышал он женский голос и не сразу узнал журналистку Свету Уколову. — Вас Уколова беспокоит. Как поживаете?
— Вашими молитвами. Здравствуйте.
— Плохо, значит, молилась. Я про вашу ногу. Сильно пострадали?
— Как вы узнали?
— Плохим я была бы криминальным репортером, если бы не узнала. Дадите комментарий?
— Можно вас попросить не писать об этом, — нахмурился Бегин. — Вся информация по следствию сейчас закрыта.
— У меня есть источник. А вы косвенно подтвердили, между прочим. Только что.
Бегин вздохнул.
— Хотя бы не указывайте мое имя. Это просьба.
— Хорошо, — в ее голосе зазвучали кокетливые нотки, — но чисто из уважения к вам. И в надежде на дальнейшее сотрудничество. Ведь наш уговор в силе?
— Я все помню.
— Вот и отлично. Тем более, вы знакомы с моим братом.
— Какой я шустрый. Когда же я успел?
Света рассмеялась.
— Федор. Стритрейсер. Вы с ним как-то общались. Это мой родной брат.
— У которого есть знакомые в полиции, — кивнул Бегин. — Хотел спросить, кто же ваш источник, но теперь, наверное, не стану.
В кабинет вошел Рябцев. Недовольный, угрюмый и хмурый. Он плюхнулся на стул и, разложив на столе свои табачные принадлежности, принялся демонстративно крутить сигарету. Бегин скомкал разговор со Светой, пообещав связаться с ней, когда «наступит время», положил трубку и вопросительно уставился на Рябцева.
— Сам скажешь, что случилось, или снова будем ждать твою жену?
— Очень смешно, — огрызнулся Рябцев. — С женой все в порядке. Не все в порядке… со всем остальным. Черт, почему в жизни все должно быть сложно? Почему нельзя… просто жить?
— Просто живи. Что тебе мешает?
Рябцев протяжно вздохнул и тоскливо посмотрел на Бегина.
— Слушай, нет желания выпить? Около твоего дома бар есть неплохой, мы там с мужиками день угрозыска как-то отмечали. А я завтра, если хочешь, помогу тебе разгрестись с материалами Зубова.
Работы было много. Но мозг Бегина на вторые сутки без сна соображал туго и со скрипом.
Перед уходом Бегин открыл сейф и вытащил выданный ему сегодня пистолет и две — основную и запасную — обоймы патронов.
Глава 3
Бар был неумело и безвкусно стилизован под ковбойский салун. Работники бара странно косились на вошедших гостей, один из которых помогал второму добраться до столика. Но, когда Рябцев подошел к стойке заказать пиво, кажется, узнали его и потеряли к вновь прибывшим всякий интерес.
Первую кружку Рябцев тянул молча, лишь сначала сосредоточенно закручивая сигарету, а затем — так же сосредоточенно ее покуривая. А вот на второй кружке он не выдержал. Рябцеву было жизненно необходимо с кем-то поделиться.
— У меня жена беременна.
— О. Поздравляю.
— Спасибо…
— Не заметно особой радости.
— Потому что нет особой радости. То есть, я рад, потому что мне ведь четвертый десяток идет, и как бы пора. Да и детей я всегда любил. У меня вон племянница есть, я с ней вожусь постоянно, когда видимся, она от меня в восторге и… — Рябцев отмахнулся. — Короче, дело не в этом. Дело в том, что… Вот знаешь, иногда кажется, что жизнь, она, б… дь, прикалывается над тобой. Ждет самый неподходящий момент, чтобы подсунуть тебе что-то такое, от чего челюсть отвиснет. Мы с Викой семь лет женаты. Семь. Сначала не до этого было, потом… потом снова не до этого. Потом одна проблема, потом вторая. И вот на тебе. Не месяц назад. Не два месяца назад. Не даже неделю назад! Именно сейчас. Надо же этому было случится именно сейчас! А ты, б… дь, разгребай.
Бегин с интересом наблюдал за ним.
— Не знешь, как об этом сказать своей подружке?
— Твою же мать, Бегин, — разозлился опер. — Не начинай, а, нормально ведь сидим, общаемся?!
— Хорошо, молчу. Как скажешь.
Рябцев попыхтел. Докурил. Допил пиво. Отправился к стойке еще за двумя кружками, себе и Бегину, и, усаживаясь назад, нехотя признал:
— Знаешь, ты тогда правильно заметил. — Рябцев ткнул указательным пальцем в обручальное кольцо. — Я его несколько месяцев назад только надел снова. У нас с женой… трудности были. Чуть не развелись. По ее вине. Не хочу говорить, что там у нас было, но это была ее вина. Она поступила некрасиво и херово по отношению ко мне. Так, как жена поступать не должна. Типа нарушила табу. Понимаешь?
— Примерно. Ну, а чего не развелись? Разбежались в разные стороны — и нет проблемы.
— Потому что жизнь немного сложнее, чем… чем может показаться, если просто об этом рассказывать. Подводные камни. Эмоции. Общее прошлое. Привычки. Много всего. Я думал уйти от нее. Серьезно думал об этом. А потом как-то само собой… все вернулось назад. Как было.
Бегин закурил.
— Но ты затаил на нее злость. И теперь мстишь, трахаясь на стороне.
— Твою же мать, — зло протянул Рябцев. — Бегин, ты даже не представляешь, как с тобой сложно. Что ты за человек вообще такой? Как тебя до сих пор собственные коллеги в комитете еще не прибили, а? Умный, блин, советы он раздает. Ты хотя бы сам знаешь, что это такое вообще — брак? Был когда-нибудь женат?
— Да, был… Она умерла.
— Черт, — осекся Рябцев. — Прости, я не знал…
— Конечно, не знал. Я не рассказывал.
