Расков покосился на Бегина. Тот кивнул, соглашаясь с немым вопросом чекиста.
— Тогда остался один главный вопрос, — сказал Расков. — Утечка. В наших рядах крот, который может все запороть. Теперь это факт. Этой бойни не было бы, мы бы взяли всех без единого выстрела, если бы кто-то не предупредил Карету об облаве… Кто знал об операции?
Лопатин выругался себе под нос.
— Вы сами в курсе, кто знал. Все знали. Наш штаб в Домодедово. Головной штаб в Москве. Информация прошла у нас и сразу ушла наверх, потому что мы должны отчитываться перед руководством о каждом шаге.
— Сергей Вениаминович, в этой цепочке сидит кто-то, кто работает на другую сторону.
— Когда он позвонил Карете, это была хитрая цель, — добавил Бегин. — Ему не было нужно, чтобы Карета ушел. Он хотел, чтобы Карета почувствовал себя зажатым в угол и взялся за ствол. В итоге свидетеля убрали нашими же руками. Разыграно как по нотам. Крот, кем бы он ни был, начал зачищать хвосты.
Лопатин тяжелым взглядом посмотрел на Бегина, на остальных. Вздохнул.
— Я все понял. Предлагаю поступить радикально. С этого момента давать оперсоставу только инструкции по текущим задачам, не вводя в курс остального. А все совещания проводить в закрытом режиме. Мы четверо — и никого больше.
* * *
Петру Черепанову, который сам себе дал звучное и агрессивное имя Гоблин, было 26. Татуировки на теле, дорогой мощный автомобиль, особняк, доступ к оружию и собственная мини-империя наркотиков — все это было призвано подчеркнуть его превосходство. Во время облавы, когда он услышал крики Кареты, бегущего по двору с пистолетом в руках, и инстинктивно нажал кнопку закрытия всех окон дома металлическими ставнями, Гоблин действовал лишь на адреналине. Затем, пока он лихорадочно разжег камин — влив туда целую флягу бензина для зажигалок, чтобы полыхало посильнее — и принялся швырять в огонь все, что под руку попадется, была паника. Ослепившая и оглушившая его вспышка гранаты, заставившая полностью потеряться в пространстве, сбила всю спесь. Но по пути в управление ФСБ Гоблин умудрился взять себя в руки.
Парня допрашивал опер, который конвоировал его из Раменского в стены контрразведки.
— У тебя изъяли почти полкило травы.
— Ну и что. Это для личного потребления. Я люблю покурить.
— Парень, это особо крупный размер.
— А вы уже провели экспертизу? Кто сказал, что это наркотики? Может, у меня там солома, йо?
— Солому куришь?
— Захочу, дерьмо буду курить. Это мое дело.
— Экспертиза будет готова утром. Мы оба знаем, что она покажет.
— Я ничего не знаю. Я в школе плохо учился, типа, ага.
— Поздравляю. Что у тебя дома делал Николай Карепкин?
— Он был не у меня дома, а в сарае.
— Что он делал в сарае на территории твоего дома?
— У него и спросили бы. Перед тем, как валить пацана. Отморозки, б…
— В сарае мы изъяли целый арсенал оружия.
— Послушайте. Колян был нашим типа дворником. Что он делал в сарае, в конструктор играл или с оружием возился, мне не интересно. Кто к нему приезжал, я не видел. И вообще ничего о нем не знаю.
— Чего же тогда бросился бумажки и ноутбук сжигать в камине?
— Мой камин. Мои бумажки. Мой ноутбук, йоу. У себя дома со своими вещами что хочу, то делаю.
— В каких отношениях ты находишься с Потапом?
— С Потапом? Это что за имя такое тупорылое? Потап это брат Герасима, ха? У которых Му-му?
— Тебе смешно?
— Я люблю поржать. Я веселый пацан. Позитив рулит.
— Мальчик Петя…
— Кому Петя, а кому Петр Николаевич.
— …В твоем доме делали оружие для банды ДТА, которая убила больше десятка людей. Их ищут все полицейские Москвы и области. А оружейника этой банды вместе с их арсеналом нашли в твоем доме. Тебе действительно смешно? Судья, присяжные — я не знаю, кто будет тебя судить — но неужели ты серьезно думаешь, что тебе хоть кто-нибудь поверит в твое «ничего не знаю»? Ты пойдешь как соучастник. И получишь не пару лет за траву, а лет десять-пятнадцать минимум.
— Блин… Что вы от меня хотите?
— Банда. Твой знакомый Потап угонял для них машины, а твой квартирант и приятель Карета делал для них оружие. Ты знаешь, кто они. Мне нужны имена.
— Я не знаю никакую банду.
— Ты боишься? Когда мы их возьмем, они сядут надолго. Скорее всего, навсегда. Просто назови имена, и тебе это зачтется.
— Я ничего не знаю.
— Петя…
— Я ничего не знаю! Где, вообще, мой адвокат? Я без адвоката больше не скажу ни слова.
Опер все это время пристально наблюдал за глазами Гоблина. Актером он был плохим, несмотря на все его гонор и спесь, происходившие от полного незнания того, что с ним будет. Но определенно ясно было одно. Это было видно по глазам. Где-то там, в глубине, сидел страх.
* * *
— Итак, вот она я.
— Очень хорошо.
Бегин достал из кармана сложенную вчетверо бумагу и положил перед Светой. Она удивленно вскинула брови.
— Что это?
— Завтра это передадут в пресс-службы. Когда именно, не знаю. Скорее всего, ближе к обеду. Но здесь информации больше. Будете писать — пишите со ссылкой на собственные источники, конечно. Я вам ничего не давал.
Света недоверчиво потянулась к бумаге. Развернула, быстро пробежала текст. Подняла на Бегина изумленный взгляд.
— Об этом еще никто не знает?
— Может, кто-то и догадывается. Самые шустрые наверняка уже начали копать, звонить своим знакомым в полицию и в комитет. Но официально в СМИ информацию еще не давали.
Света лихорадочно думала, закусив губу.
— Александр, разрешите, я отлучусь минут на пять? Мне надо позвонить.
Бегин пожал плечами. Света быстро улыбнулась и, схватив бумагу, спешно вышла из кафе. За широким окном-витриной заведения было хорошо видно ее силуэт. Света ходила взад-вперед и звонила кому-то. Сбросила, позвонила на другой номер. Что-то быстро заговорила. Развернула бумажку и начала диктовать.
После возвращения в Домодедово Бегин занялся бумагами. Был уже поздний вечер. Рябцев, скучая, решил позвонить жене. После чего чуть встревоженно и озадаченно сообщил, что она не берет трубку — ни домашнего, ни сотового телефонов. Намек был понятен: последние дни были настолько бешеными, что никто из них не спал больше четырех-пяти часов подряд. Каждую ночь был очередной вызов. Покушение на самого Бегина. Расстрел Федора. Убийство Ворона. Бегин заверил, что до конспиративной квартиры он доберется самостоятельно, и довольный Рябцев умчался домой.
