— Можно на ты?
— Сам хотел предложить.
— Отлично, у дураков мысли сходятся.
— Дураки редко могут похвалиться оригинальными мыслями, так что тут ничего странного.
Света улыбнулась, после чего полюбопытствовала:
— У тебя неприятности на работе, да? Ты сказал, что не всем нравишься.
— Чистая правда.
Поняв, что большего из Бегина не вытянешь, Света вздохнула.
— У меня тоже. Вообще, в журналисты сейчас лучше не идти. Конкуренция дикая. Газеты умирают. В интернете несколько главных площадок, остальные плетутся в хвосте, и надеяться им не на что. А вузы все плодят и плодят журналистов.
— Мода на экономистов уже прошла?
— Скорее, разрослась и на другие сферы. Наша газета переживает паршивые времена. Есть мысль перестать выходить на бумаге и полностью уходить в интернет, чтобы сократить расходы, но все боятся рубить с плеча. Между журналистами грызня за каждую заметку, потому что каждая заметка — это деньги. Я как раз навожу мосты с парочкой информацинных агентств в Москве. Хочу устроиться, но так просто никто сотрудников сейчас не берет. Всем нужно убедиться, что от человека будет реальная польза. Я им как раз звонила и передала то, что ты мне дал.
— Надеюсь, все получится.
— А уж я как надеюсь…
— В Москве? Ты же не будешь каждое утро мотаться в Москву и по четыре часа в день стоять в пробках?
Света улыбнулась.
— Сильно удивишься, если я скажу, что родилась, выросла и до сих пор живу в Москве? Здесь я просто работаю.
— Серьезно? И как же занесло в Домодедово?
— Долгая история, — невесело вздохнула Света.
Вино таяло на глазах. Вскоре на столе появилась вторая бутылка, которую теперь решено было ничем не разбавлять.
— Я на телевидении ведь работала, — решилась поведать Света. — Ага, не удивляйтесь. Я телерепортер. Мы с моим бывшем мужем познакомились как раз на работе. Я была молодая и, как всегда говорят в таких случаях, глупая. Одно следует из другого, да? В молодости этого как-то не замечаешь.
— Не льсти людям. Многие остаются глупыми до смерти.
— А потом мой суженый-ряженый пустился во все тяжкие. Коллектив хоть и большой, но все-таки это один коллектив. И я узнала, что он переспал, обрати внимание, сразу с двумя практикантками. С двумя, Карл!
— Карл? Меня зовут Саша.
Света поперхнулась вином от смеха.
— Прости, это по привычке. Я помню, что тебя зовут Саша, не совсем еще напилась. Так в интернете пишут. Что-то вроде сленга. Ладно, забудь. Так вот, я подала на развод. А этот козел сделал все, чтобы выжить меня с канала. Его не остановило, что у меня на руках Пашка остался. Пришлось уйти. Я почти год без работы сидела, тогда как раз очередной кризис был… У нас кризис это норма, да? А потом получилось устроиться, наконец. Сюда, в Домодедово. И то только потому, что редактор знакомый — мы с ним на журфаке вместе учились.
Кивнул. Света подняла глаза, долго и изучающе смотрела на Бегина. Когда их глаза встретились, она уткнулась в стакан. Посмотрела на часы и поднялась.
— Я сейчас. На секундочку буквально, хорошо? Мне позвонить надо.
Тем же самым — бесконечными звонками по телефону — в это самое время занимался и Рябцев. Вернувшись домой, он в бессильной злобе расшвырял все, что попадалось под руку. После чего схватил телефон и принялся названивать Вике. Первые два вызова он слышал гудки, но после двух-трех сигналов Вика сбрасывала звонок. На третий раз Рябцев услышал лишь издевательски холодный голос оператора: «Номер абонента недоступен или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста…»
Рябцев ходил взад-вперед по квартире. Соорудил себе самокрутку. Она вышла кривой и неровной, чего с ним почти никогда не случалось — ровные сигареты выходили у опера даже с закрытыми глазами. Он закурил у окна, практически проглотив сначала одну, а потом и вторую сигареты.
Ольга. Тварь.
Рябцев схватил сотовый и принялся искать в телефонной книжке Ольгу. Номера не было. Мозги соображали отвратительно — Рябцев был в ступоре. С трудом сообразив, что собственноручно заблокировал Ольгу, он нашел ее номер в разделе заблокированных. Вернув из черных списков, решительно нажал кнопку вызова.
Ольга не брала трубку. После нескольких гудков голос оператора — другой, но не менее холодный и раздражающий — поведал, что Рябцев может перезвонить позднее. Или оставить сообщение после звукового сигнала.
Рябцев выбрал второе. И, как только в динамике телефона пискнул заветный сигнал, заорал в трубку:
— Ты чего наделала, тварь? Зачем, скажи мне, зачем?! У нас ведь ребенок будет! Неужели ты настолько тупая курица, что не понимаешь этого?! Думаешь, б… дь, мы квиты теперь? А вот те хер! Я твою семью не разрушал! Я сверну тебе башку, сука, слышишь меня? Сверну башку!
Рябцев швырнул телефон в стену. Телефону повезло — Рябцев промазал, трубка угодила в спинку дивана и плюхнулась на мягкую поверхность.
Рябцев сел на пол. Его словно окатило волной. Трезвея под холодным потоком, ползущим вниз по позвоночнику, Рябцев вдруг отчетливо понял, что только что — прямо сейчас — потерял все.
Он медленно прошел к шкафу мебельной стенки, где они с Викой хранили дорогую выпивку. Выбрал нераспечатанную бутылку рома — его покупала Вика, когда по праздникам ей хотелось чего-то особенного. Она любила коктейли. Попробовала их в отпуске — первом и последнем их заграничном отпуске два года назад в Италии — и влюбилась.
Теперь все это было позади. Не будет ни отпусков, ни коктейлей. Ни чертовой любви.
Рябцев плюхнулся на пол, сорвал крышку и приложился к горлышку бутылки.
В кафе Бегин и Света находились еще около часа, после чего решили выдвигаться. Света была навеселе, и о поездке в Москву, домой, не могло быть и речи. До УВД было лишь два квартала, и Бегин уговорил ее бросить автомобиль там — на стоянке городского управления полиции машине точно ничего не грозило.
Когда они вышли, и Света нажала кнопку брелока, включая сигнализацию и запирая свой красный «пежо», они встретились взглядами.
— Ну вот, за машину можно не волноваться. Теперь… Наверное, в такси звонить надо. Я как-то не продумала этот момент.
Света говорила неуверенно, и Бегин понимал, к чему идет речь. Но он не мог заставить себя поддержать нужное направление разговора. Очень хотел, впервые за долгие годы действительно хотел, но совершенно не мог себя заставить сказать простое «Можем прогуляться» или «Можешь переночевать у меня».
— У тебя же сын, — непонятно почему вспомнил и уж совсем непонятно почему произнес эту мысль вслух Бегин. — Он волнуется.
Его голос звучал предательски хрипло. Голос только что сдал его с потрохами. Света улыбнулась. Подойдя, взяла его за руку.
