Книга Анабиоз, страница 2. Автор книги Илья Бушмин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Анабиоз»

Cтраница 2

Да, была еще одна татуировка. На правой задней лопатке. Это был череп с зажатым в зубах автоматным патроном. Эту штуку я наколол по собственной воле, будучи совершенно трезвым. Потому что безумно понравилась идея картинки. Или идея, которой в ней не было, но которую я вложил.

Сейчас череп с патроном закрывала черная ткань футболки.

Я закурил и продолжил голосовать. Наверняка это было делом безнадежным, но отступать я не привык. Кроме того, как еще попасть на другой конец Москвы без гроша в кармане и даже без телефона.

Через пару минут кто-то все-таки рискнул остановиться. Серебристая «десятка». Из окна выглянул тип с переломанным носом.

— Откинулся только?

— Типа того.

— Куда тебе?

Я ответил.

— Деньги-то есть?

— Вообще ни хрена.

— Мусора все выгребли, — догадался тип, с сочувствием покивал и открыл пассажирскую дверцу. — Запрыгивай.

На его пальцах я увидел воровские наколки. Понятно…

Тип разрешил курить, и я открыл окно. В машине играла музыка. Это был тупой блатняк про тюремную романтику. Я вспомнил, как в школе выбил зубы пацану, который пытался строить из себя бывалого зека и включал эту хрень — про вышки, колючую проволоку, тоску и воровскую романтику — на своем мобильнике.

Минут через пять я не выдержал.

— Можно выключить эту херню?

Тип нахмурился.

— Ты же это… от хозяина только что?

— Я не от хозяина, а из СИЗО, — буркнул я. — Если меня полгода в клетке держали, я теперь всю жизнь должен вести себя, как зек? Это типа круто?

Тип оскорбился. Музыку он не выключил, но звук убавил.

Никогда не понимал всех этих любителей блатной музыки. Один раз побывали в тюрьме — и считают своим долгом слушать музыку, посвященную местам не столь отдаленным, всю оставшуюся жизнь. Другие прослужат два года в армии и остаток жизни бьют себя в грудь, поют армейские песни под гитары и в день годовщины своих войск шарахаются толпами по городу, распугивая людей. Зачем это все? Я вот, например, в школу целых 10 лет ходил. Но я же не козыряю до сих пор в школьной форме!

За проезд он ничего не взял. Спасибо и на этом. Напоследок тип со сломанным носом не выдержал и буркнул что-то из серии «Молодой еще, потом поймешь». Я не ответил ничего. Никогда не понимал, почему все люди постоянно повторяют одно и то же. Словно кто-то вставил в них маленькую программу и завел ключик, заставляющий их, как примитивных игрушек, повторять одни и те же чужие и довольно глупые слова, выставляя их за какую-то мудрость. И так — пока не придется помирать.

Я вышел из машины на квартал раньше. Чтобы просто пройтись по знакомым местам. Я не был тут полгода, а казалось, что целую вечность. Все было таким же. Только новые рекламные вывески, призывающие брать кредиты и немедленно тратить их. Я шел по соседским дворам с рюкзаком на плече и вспоминал.

Вот здесь у нас была первая драка «стенка на стенку».

Там, за углом, я впервые поцеловал девушку.

А вот тут меня первый в жизни раз замела милиция. К их чести, тогда меня отпустили. Потому что разобрались, что урод, которому я подбил глаз и сломал челюсть, был наркоманом. Он рвал серьги у наших девчонок, чтобы толкнуть их в подземном переходе и купить дозу.

С тех пор, кстати, наших девчонок по вечерам никто не трогал.

А вот и наш двор. Здесь даже дышится как-то иначе. Около соседнего подъезда сидели и сплетничали две старушки. Я видел их здесь с самого детства, и с тех пор они практически не изменились. Иногда мне казалось, что они не люди вовсе, а декорация. Часть матрицы, причем по части декораций разработчик явно схалтурил. Старушки зашушукались и уставились на меня. Я прошел мимо.

Перед нашим подъездом под капотом машины рылся какой-то мужик. Никогда раньше я его здесь не видел. Может быть, новый родительский сосед. Жильцы в домах сейчас меняются слишком часто.

Я поколебался, прежде чем войти в подъезд. По родителям я соскучился, но был уверен, что ничего путного меня там не ждет. Объятий и слез не будет. Возможно, мать поплачет, но лишь когда я уйду. Отец будет молчать, стараясь избегать встречаться со мной глазами, а мать теребить полу халата и вздыхать. Всё, как всегда. Эти душные встречи вызывали такую тоску, что потом я непременно напивался. Возможно, сегодня будет то же самое. Но я должен был отметиться.

Тем более, мне нужно было где-то помыться.

И увидеть Сергея.

Но все пошло не так.

Когда я позвонил в дверь — на стене около нее красовалась новенькая кнопка звонка, и я вспомнил, что, когда я был у предков последний раз, звонок болтался на проводе — за дверью сразу раздались звуки. Встревоженный голос матери. Шорканье ног отца. Щелкнул замок, и дверь распахнулась.

Я увидел, как в глазах отца погасла надежда. Узнав меня, он тут же спрятал лицо за маской, которую надевал специально для меня. Маской отчуждения.

— Это ты, — сказал отец.

— Привет, бать.

Он пожевал губы, собираясь ответить, но промолчал. Развернулся и ушел. За распахнутой дверью показался силуэт матери. Когда она волновалась, она всегда чуть заикалась.

— Ле… Ле… Леша, — ее голос дрожал.

Внутрь меня никто не приглашал. Я зашел сам. Закрыл дверь. Посмотрев матери в глаза, я почувствовал, как екнуло что-то в сердце. Она выглядела так, словно последние полгода отняли у нее минимум десяток лет. Зная, что от меня прет вонючей и потной камерой, я все-таки поцеловал мать в щеку.

— Привет, мам. Хорошо выглядишь, — соврал я. — Серега на работе?

Мать поджала губу.

— Бед… бе… беда у нас. Сергей п-п-п… про… пропал.

Я окаменел.

2

О еде я даже думать не мог. Но мать всегда мать. Даже в моем случае. Она сварила своих, домашних, пельменей. Открыла банку маринованных помидоров. В детстве мы с Сергеем могли слопать трехлитровую банку за один присест, и на зиму родителям приходилось закатывать под 100 таких банок. Эти запасы занимали всю кладовку, которую предки снимали в соседнем дворе. При виде помидоров и воспоминании о детстве у меня защемило сердце, и я стиснул зубы.

— Как у те… тебя дела? — в голосе матери была слышна грусть и горечь. — Тебя совсем от… от… отпустили, или на время?

— Совсем. Я же говорил, что ничего не делал.

Из гостиной донесся ворчливый голос отца. Он всю жизнь разговаривал сам с собой, бубня под нос весь поток сознания, который всплывал в его голове. Так случалось в минуты, когда он расстроен. Я различил его ворчанье:

— Не делал он! Оговорили все бедного мальчика.

Я сделал вид, что ничего не расслышал. Мать тоже.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация