Еще один день долой. Я умираю, Египет, смерть — такая истошная, безумная мысль не давала мне покоя, мой внутренний голос превратился в серпантин нелогичных заключений.
— Я сейчас недалеко, — как гром среди ясного неба прозвучал в трубке офисного телефона голос Сильвии. — Мы можем встретиться ненадолго, если хочешь.
— Да, — тупо прохрипел я. — Но где? И когда?
— За домом, где ты работаешь, есть кафе, я буду проходить мимо него минут через десять.
— Десять минут? — глупо переспросил я, по скальпу прошел нервный тик.
Она промолчала. Мне показалось, что у меня стремительно поднимается температура.
— Буду ждать тебя там, — сказал я.
В кафе после морозного воздуха на улице мне показалось по-домашнему уютно. Она улыбнулась мне из дальнего темного угла, где сидела за столиком в берете и куртке, выпрямив спину. Берет придавал ее волосам жизни. Она снова выглядела безукоризненно, как монашка, чистенькая и благоухающая, но бесцветная. Я не сомневался, что в этом чопорном образе она обязательно появится в моих ночных фантазиях.
Я двинулся к ней через облако кофейного запаха, собираясь поцеловать, но она не шелохнулась, поэтому я просто прикоснулся уголком рта к ее щеке и сел рядом, несколько сбитый с толку. Несмотря на табачный дым и запах свиного жира, я уловил легкий аромат ее кожи. Снег таял у нее на берете, оставляя блестящие влажные овалы.
— Привет, — я улыбнулся ей.
Она повернулась ко мне и тоже улыбнулась, ее глаза сузились.
— Я так рад тебя видеть, — вырвалось у меня.
— Я тоже, — сказала она. — Очень.
— Куда направляешься? — спросил я.
— Надо кое с кем встретиться, — ответила она. Я опустил взгляд и заметил на ее мизинце кольцо из трех переплетенных золотых колечек.
— С кем? — слегка встревожился я, подумав, что, естественно, у нее есть жизнь и помимо квартиры, работы и встреч со мной. От этой мысли стало как-то не по себе. — С кем? — уже настороженно повторил я.
— Тебя это не касается, — сказала она.
— Касается, — упорствовал я, ошеломленный таким ответом.
— Но я же не обязана отвечать, — настаивала она.
Тогда я обнял ее и прижал к себе, но осторожно, не забывая о том, какое хрупкое и прекрасное тело скрывается под этой невзрачной одеждой.
— Ты же знаешь, мы не должны этого делать.
— Нет, — выдохнул я, сердце уже готово было выскочить из груди.
Она молчала.
— Конечно же, это весьма опрометчиво, — галантно выразился я.
Внезапно мне в голову пришла мысль: а что, если Катрин снова нас увидит? Что, если (это было также вероятно) Лелия увидит нас? Посмотрел на часы.
Мимо кафе прошел коллега из отдела новостей. Я опустил голову и с отвращением понял, что если я собираюсь выступить в роли неверного мужа, то ничего нового не сделаю. Я вспомнил уортоновского Ньюланда Арчера
[34]
, который, попав в подобную ситуацию, осознал, что ступил на проторенную дорогу, вымощенную уловками и обманом.
Я молчал, не зная, что сказать. Вокруг стоял мерный гул голосов, таксисты разговаривали с местными женщинами в спортивных костюмах.
— А какие у тебя дела с Питером? — неожиданно для себя спросил я, повернувшись к ней.
— С кем?
— С Питером Стронсоном. Литературным редактором.
— А. Я просто поговорила с ним.
— О работе?
— Да.
— Больше так не делай.
— Почему?
— Меня это раздражает, — сказал я.
— С чего бы это?
— Я не хочу, чтобы этот ублюдок печатал тебя. Еще больше я не хочу, чтобы он с тобой разговаривал.
— Но ведь и с тобой разговаривают другие. Ты принадлежишь и другим.
— Верно, — согласился я. Наши руки коснулись.
Маленькая ладонь нащупала мою руку под столом. Это принесло мне неслыханное удовольствие. Из человека я превратился в некую простую форму, наделенную жизнью, контейнер для ее причуд. Я сжал ее ладонь, потом прошелся по ней кончиками пальцев.
— Ты женат…
— Почти, — сказал я, повесив голову, словно скрепя сердце соглашаясь с очевидным.
— И она милая девушка. Мне нравится. Напомни мне, как ее зовут. Ле…
— …лия.
— Да.
Помолчали.
— Я думал о вас, сударыня, — сказал я. — Много.
Она отдернула руку.
— Я тоже думала, — отозвалась она, смотря прямо перед собой. — Думала о тебе, хотя не должна была.
— Не должна была? Или не следовало бы? — глупо переспросил я.
— Ты сам знаешь ответ.
— Да, но….
— Как это трудно. Понимаешь, когда наконец находишь это понимание, когда двое людей начинают узнавать друг друга…
«А мы начинаем?» — захотелось мне спросить. Или это просто мне показалось, что начинаем? Чувствуешь ли ты то же, что и я?
— Помнишь тот вечер, когда мы впервые встретились? — спросила она.
— Я тогда напился, — сказал я. — Я помню, как ты… По-моему, я видел тебя в коридоре. Но ты же не про это спрашиваешь, верно?
— А я тебя запомнила, — сказала она. — Очень хорошо. Ты мне показался очень смешным. Ты много говорил. И показался мне красивым.
— А ты мне кажешься… прекрасной, — произнося эти слова, я понимал, что это правда. На ее лице не дрогнул ни один мускул, словно она привыкла слышать о себе такое.
Я приобнял ее одной рукой, и она, поколебавшись, подалась ко мне, но холодно, без страсти. Моя рука покоилась у нее на талии, а Сильвия так и сидела, с прямой спиной, как будто до этого я никогда не прикасался к ней и она была согласна терпеть это. Обычное для нее чередование душевности и холодной сдержанности, естественно, зацепило меня и разозлило. Но все же я почувствовал в ней какую-то боль, грусть, которые подталкивали меня.
Сильвия говорила. Смотрела перед собой и говорила, так же витиевато и легко, как и писала, и постепенно я перестал слышать что-нибудь, кроме ее простуженно-хрипловатого голоса. Но она по-прежнему не двигалась. Потом я, сделав вид, что хочу взять сахар, которого тогда не употреблял, из упрямства и гордости убрал руку.
Она отвернулась от окна.
— Ты чего? — спросил я.
— Там человек, которого я не хочу видеть.
— Кто это?
— Он меня преследует, — сказала она с отвращением.
