— Слишком жарко.
— Нет, тебе обязательно нужно есть.
— Мне сейчас не хочется. — У меня было одно желание — чтобы она обняла меня. Сильвия лежала на боку рядом со мной, растянувшись, и смотрела на меня, словно оценивала, на нежный изгиб ее бедра полосами падал свет. Я затаила дыхание. В голове у меня была какая-то удивительная пустота, в душе нарастала буря. Вечернее солнце медленно ползло по небу, отбрасывая через прикрытые жалюзи рыхлые тени. Город затих, словно наступила короткая тишина, после которой должны грянуть звуки ночи. Сильвия протянула руку и легонько провела кончиками ногтей по моему плечу. Я, беременная, с задеревеневшим телом, как всегда, отдалась ее власти. «Молю!» — подумала я. Откинулась на спину, ноги остались слегка разведены в стороны. Мне казалось, что живот вздымается надо мной огромной горой, она же не сводила с меня глаз. Строгие брови слегка приподнялись, словно усомнившись во власти, которую она надо мной всегда имела. Молю, думала я, потому что только она могла быть со мной грубой; только от нее я принимала такие быстрые, уверенные и жесткие движения, которые не позволила бы ни одному мужчине; только она могла заставить меня погрузиться в ту странную темноту, когда мозг словно отключался, и я начинала чувствовать в ней нечто, вызывающее беспокойство, даже злое, что-то такое, что отталкивало и в то же время манило, сжимало грудную клетку и заставляло задыхаться. Она властвовала надо мной, она управляла моими чувствами, и я отдавалась ей, задыхаясь от стыда и обиды, с тем чтобы на следующий день почувствовать еще большее желание.
— Когда малышка родится, любовь моя, мы увидим, что вся эта брокколи, скумбрия и абрикосы, которыми я кормила тебя, пошла в ее розовые ноготки, в ее ясные карие глазки.
Через складки платья она провела пальцами по вертикальной темной линии, появившейся у меня на животе, когда он начал увеличиваться.
Я выдохнула через нос.
— Снова, — сказала я.
— Помнишь нашу последнюю ночь во Франции?
— Конечно.
— Я знаю, что ты помнишь, дорогая.
Беспокойство заставило меня слегка насупить брови. Она погладила меня по ноге.
— Это была волшебная ночь, правда? — спросила она.
— Я все это время вспоминала о ней, — тихо ответила я, наблюдая за последними пятнами света, крадущимися по ее бедру.
— Я тоже об этом думала, — произнесла она.
— Я потом несколько лет целовала себе руку, чтобы почувствовать губами что-то похожее на те ощущения, — продолжала я. — Моя кожа словно ожила тогда. После этого я столько лет не… занималась любовью. Следующий раз это у меня было в… в девятнадцать. Стыдливая девственница. Но до того у меня уже была ты.
— Да.
— Я надеялась, что когда-нибудь повстречаю тебя на улице, — сказала я. Она надавила на мое плечо и оказалась надо мной. — Когда я ездила в Париж, я не сомневалась, что встречу тебя там.
— Я там не была.
— Где же ты была?
— Я действительно там не была. К сожалению.
— Так где же ты была?
— Я… Можно сказать, что я… наверное, пряталась от людей. Пока ты жила, была студенткой, влюблялась, принимала решения.
— А с тобой такого не было? Я имею в виду, ты всего этого не делала?
Она прямо посмотрела на меня, потом ее взгляд как будто сделался рассеянным, зеленовато-карие глаза потемнели еще сильнее, и вдруг я почувствовала то, что уже раза два замечала раньше, — было в ней что-то грязное, почти убогое, словно эта маленькая с виду девочка на самом деле опытная проститутка, с кругами под глазами и прогнившей душой.
— Помнишь, что случилось в тот вечер? — спросила она.
— О чем ты? — я попыталась заставить себя посмотреть на нее.
— Мы сбежали, — напомнила она.
— Да.
— Ну?
— Я знаю. Мне нехорошо, — сказала я.
— Почему?
— Не знаю, просто что-то нашло. Мне нужно в туалет. Живот заболел.
— А, — осторожно протянула Сильвия.
Я поднялась с кровати. Совершив первое же движение, я ощутила невыносимую тяжесть, словно мой внутренний центр тяжести наконец-то сместился до той отметки, где я уже не могла ему противиться. Вернувшись в кровать, я сказала:
— Расскажи мне что-нибудь. Я себя как-то странно чувствую.
— Как именно?
— Ну, что-то похожее на месячные.
Меня трясло.
— Это матка сокращается! — сказала Сильвия.
— Да? — поморщилась я. — Живот как будто сводит. Больно.
— Просто небольшая «тренировка» перед схватками, — Сильвия развернулась и положила руку мне на живот, там, где находился ребенок.
Я выдохнула.
— Все нормально? — нежно спросила она.
Я кивнула.
— Сейчас ты можешь потренироваться, и когда ей придет время появиться на свет, — она убрала мне со лба волосы, — мы будем готовы.
«Я не знаю, не знаю», — хотелось сказать мне.
— Ее передадут тебе и мне, и мы будем любить ее.
— Не знаю, — пробормотала я.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Сильвия, слегка побледнев.
— Мне плохо.
— Милая, иди ко мне.
Я легла рядом с Сильвией. По коже, которая у меня во время беременности всегда пылала огнем, прошло покалывание. Место между грудями покрылось потом, хотя мне было холодно.
— Во Франции… — начала она.
— Знаешь, — отрывисто произнесла я, — а я ведь не должна была туда попасть. Я так переживала. Матери нужно было оставить меня дома.
— Но у тебя была мать, — сказала она. — Она любит тебя. Посмотри, что она до сих пор для тебя делает, — она обвела рукой комнату, потом опустила ее обратно мне на живот.
— Да, была. А у тебя…
Она вскинула бровь.
— Не помню, видела ли я вас с ней вместе когда-нибудь, — с сомнением произнесла я.
— А я видела вас вместе. Она болтала с тобой в приемной. Один раз я даже видела, как она, проходя мимо тебя, погладила тебя по голове.
— О Сильвия! — воскликнула я, почувствовав жалость.
— А еще она пила. Ты об этом догадывалась?
— Пила? — удивилась я. Пустое лицо докторши всплыло у меня перед глазами, словно я видела его только вчера, только теперь уже я воспринимала его иначе, как взрослый человек.
Матку сжало словно тугим ремнем. Я не смогла сдержать стон. Мне представился массажер для похудения пятидесятых годов. Резиновая лента, трясущая жир улыбающейся женщины.
— Еще слишком рано, — простонала я.
