— Мы ведь тоже любим друг друга, — произнесла она.
Я что-то пробормотал, такие звуки я обычно издавал, обдумывая фразу, которую собирался произнести вслух.
— Дело не только во мне, — сказала Сильвия. Она плакала. Воздух был пронизан запахом ее кожи. — Не я одна виновата. Кое-кто еще. Не все так…
— Но… — нахмурился я, не понимая, о чем она говорит. — Что…
— Не сейчас.
Мы легли. Под спиной я почувствовал твердую и мокрую каменную поверхность. Вокруг нас валялись груды речной гальки и осколков камней. Ее горячие приоткрытые губы надвинулись на меня и легко коснулись моего лица. В ее волосах был песок. Мы уже двигались, переплелись телами, тяжело дыша, губы искали шеи; она вскрикнула, лизнула меня, я стал целовать ее в губы, плечи. Она подтянула меня к себе. Я раздвинул ее бедра. Она прижалась ко мне. Я погрузился в теплое, мягкое. Это произошло так быстро, что я не сразу понял, что произошло. Момент слияния был похож на внезапное погружение в воду — мгновенное и горячее скольжение. Я словно летел в пропасть. Блаженство блеснуло, на неимоверно короткое время задержалось и излилось через переплетение искрящихся нервных окончаний.
Я вскрикнул.
Вдоль противоположного берега, переливаясь огнями, плыл прогулочный катер, до нас долетели отдаленные раскаты музыки и крики веселящихся пассажиров. Переводя дыхание, я прижал Сильвию к себе и стал растирать ей плечи так энергично, словно эти движения были вызваны непроизвольным спазмом, по рукам и ногам у меня все еще проходили судороги.
— Пойдем, — прошептала она.
— Куда? — недоуменно спросил я, поворачиваясь к ней лицом. Уткнулся в шею. Вдруг я почувствовал себя так, как будто из меня выпили все соки, и задрожал. Мысли стали возвращаться к действительности. О Боже, подумал я. Лелия. Лелия меня бросает. К горлу подкатил комок.
— Ричард, прошу тебя, давай уйдем отсюда.
— Куда мы пойдем?
— Куда угодно. К тебе. В какое-нибудь… новое место.
— Господи, — сказал я, поглаживая ее. — Сильвия. Знаешь…
— У нас все получится, — сказала она и посмотрела на меня глазами, которые в темноте показались мне огромными. Я смотрел в эти глаза как зачарованный, безвольно приоткрыв рот, и пытался прогнать чувство стыда, которое уже начало проклевываться где-то на задворках сознания. У меня было такое ощущение, будто я проснулся после длительного запоя, и все проблемы стали опять наваливаться на меня, всверливаться в мозг с напором бура.
— Время настало, — продолжала она. — Мы сможем.
Она поцеловала меня в подбородок, потом в щеку, в ухо и снова крепко прижалась к выступам и узлам под моей шеей, отчего мне стало немного спокойнее, и, пока мы сидели, прижавшись друг к другу разгоряченными телами, и нас обдувал прохладный ночной ветер, мне на секунду подумалось, что, может быть, мы все-таки смогли бы с ней сбежать. Я мог бы обмануть судьбу и рискнуть с этой вероломной и прекрасной чудачкой, которая ускользала от меня, влекла к себе, возбуждала во мне желание. Я больше никому не был нужен. Терять мне было нечего, я мог бы попытать счастья с ней.
— Давай сделаем это, — настаивала она с решимостью человека, готового на отчаянный поступок.
Я не сразу ответил.
— Нет.
— Почему? — ее губы приоткрылись.
— Ты ведь и сама знаешь, — я поцеловал ее. Рот Сильвии остался недвижим. — Твоим я никогда не буду, а тебя я уж точно никогда не смогу назвать своей.
— Сможешь, сможешь…
Я рассмеялся.
— Чарли, — начал перечислять я, — Питер Стронсон, МакДара…
— Чарли просто… очень хорошо ко мне относился, — стала защищаться она, двинула ногой, погладила меня по груди. — Но это было давно.
— Неужели?
— С Питером Стронсоном мы почти не знакомы. МакДара…
Я засмеялся.
— Думаешь, меня интересует МакДара? — Она сжала пальцами мое запястье.
— Уж не знаю, — сказал я.
— Мне нужно было… привлечь МакДару, чтобы… добраться до тебя, попасть в мир, в котором живешь ты и… — Она замешкалась.
— И кто?
Я ощутил приступ тошноты. Сильвия спокойно смотрела на меня и молчала, губы ее по-прежнему были слегка приоткрыты.
— У тебя это не в первый раз, не так ли?
— Не надо… — прервала меня она. — Не надо сейчас об этом говорить.
— У тебя же всегда было что-то на закуску, какой-нибудь Рен, какой-нибудь МакДара. Тебя ведь всегда окружают дурачки, готовые на все ради тебя.
— Или друзья.
— В любой стране, — я усмехнулся, — тебе найдется кому помочь.
Она, как это часто бывало, ничего не ответила. Стала поглаживать меня по плечам, по груди.
— Когда у тебя это произошло с МакДарой? — спросил я, проклиная себя за то, что не нашел в себе силы прекратить этот разговор.
— В прошлом… году.
— Черт. До… до Рождества? До меня? Ты что, была знакома с ним до этого?
— Он и Катрин… помогли мне. Разрешили мне пожить у них несколько недель, когда я только приехала. У меня не было денег. Не было знакомых.
— Боже мой, — медленно произнес я. — Сильвия…
Темная, казавшаяся маслянистой с проблесками света вода осторожно подступала к нам, песок у меня под ногами сделался влажным.
— Мне нравилось, как его зовут. МакДара, — сказала она, всматриваясь в реку. — Мне нравится, как зовут некоторых людей… Лелия. Это так красиво. У побережья Коннемары
[59]
есть остров, на котором празднуют день святого МакДары. Он об этом даже не знал… В Ирландии праздники проводят под открытым небом.
Я представил себе, как она шепотом рассказывала ему разные истории, когда он лежал в ее объятиях. Остатки злости вскипели во мне.
— Рыбаки, проплывая мимо этого острова, погружают паруса в воду. Мне нравится представлять это себе.
— Не сомневаюсь, что они это делают. Ну и как он? Когда ты с ним сблизилась? — не отступал я.
— Этого… так и не произошло, — ответила она. На пляж выбежала собака и торопливо просеменила мимо нас. Откуда-то далеко сверху раздался крик ее хозяина.
— Ты с ним так ни разу и не переспала? — резко спросил я.
Она не ответила, только слегка качнула головой.
Охватившее меня чувство безмерной радости было таким, что я рассмеялся во весь голос. Ощущение триумфа оттеснило посткоитальное чувство вины на второй план. Я представил себе лицо МакДары и снова рассмеялся.
— А что еще мне оставалось делать, когда я приехала сюда? — спросила она.
