— Квартира 221.
— Спасибо, — сказал я.
— Я пойду.
— Да.
— Я правда ухожу, — она снова напряженно нахмурилась. — Теперь оставь меня.
Я кивнул. Немного помолчав, произнес:
— Хорошо.
— Заботься о ней, — напутствовала меня она. Последний отголосок запаха ее волос смешался с затхлым дыханием реки. — И о ребенке, так, как это делала бы я. Заботься о нем как положено.
Вдруг ее глаза наполнились слезами и тревогой.
— Да, — пообещал я. — Конечно.
Она заколебалась. Уткнулась взглядом под ноги.
— Я… Я сама выстроила свою жизнь, — посмотрела на меня. — Ты согласен?
Борясь с желанием, не теряя ни секунды, броситься к высокому дому, я ответил не сразу.
— Да, сама, — сказал я и обнял ее. Мы поцеловались.
— И я продолжаю это делать, — сказала она и взволнованно посмотрела на дом. — Теперь иди. И поспеши.
22
Ричард
Я мчался к высокому дому с такой скоростью, с которой еще никогда не передвигался с тех пор, как вышел из детского возраста, так мне не терпелось увидеть Лелию. Лишь у грязного бетонного входа я остановился, чтобы отдышаться. От волнения у меня было такое ощущение, будто мои внутренности покинули насиженные места и теперь свободно плавают внутри. Этот дом показался мне смутно знакомым. Я вспомнил, что когда-то давно что-то привозил сюда с Лелией и нас встречала старая индианка, лет под восемьдесят, которая была страшно рада видеть перед собой молодую пару влюбленных друг в друга людей, даже не пытавшихся скрыть, как им хочется поскорее с ней распрощаться, чтобы погулять вдоль реки и посидеть где-нибудь в кафе. Простота той жизни казалась давно ушедшей и какой-то размытой в памяти, как одна из версий детства.
Я нажал кнопку звонка. Ничего не произошло. Сердитая барабанная дробь сердца оглушала меня. До меня вдруг дошло, что все нормальные люди в такое время еще спят. Но я должен был увидеть Лелию. Позвонил еще раз.
Через какое-то время в домофоне раздался электрический треск и старческий голос произнес:
— Слушаю?
— Лелия дома? — спросил я.
Непонятно что делающий в любовном гнездышке Лелии пенсионер посопел и произнес:
— Сейчас она спустится.
Его слова сопровождались электронными потрескиваниями.
Я стал ждать, не зная, что и думать. Позвонил еще раз. Утренний свет только начинал рассеивать ночной мрак, птичьи голоса звучали удивительно громко и отчетливо в преддверии того благословенного момента, когда я снова увижу Лелию. Я попытался рассмотреть что-нибудь сквозь проволочную сетку, которой было затянуто окно на массивной двери, и, пока я всматривался, открылась дверь лифта.
Это была она, помятая, осунувшаяся, почти не одетая.
— Лелия! — закричал я и стал барабанить по стеклу. — Лелия!
В свете флуоресцентных ламп было видно, что ей плохо. Она часто и тяжело дышала, стонала. Ее вел под руку маленький сухой старик в пижаме. Она согнулась и стала опускаться на пол. Пенсионер встал на колени и неуклюже попытался поддержать ее за плечи, за что я всегда ему буду благодарен. Я снова стал звать ее. Пошатываясь, она подошла к двери.
— Милая, — захрипел я, когда она упала мне на руки. — Черт! Господи!
— Ричард, — простонала она. — Рич…
Договорить ей помешали слезы. Рот ее приоткрылся, и она стала сползать вниз.
— Это ребенок? — спросил я.
— Тебя так долго не было.
— Она мне только что сказала. Господи, — воскликнул я, целуя ее в шею, прижимая крепче к себе, целуя мокрое лицо, ухо, чувствуя себя на седьмом небе от счастья, хоть и понимая, какую муку ей в ту секунду доставлял ребенок. — Я ее муж, — сказал я старику, который стоял, совершенно сбитый с толку, и смотрел на нас. — Спасибо, — добавил я и хлопнул его по плечу, потом схватил его руку и стал трясти изо всех сил. — Спасибо.
Он кивнул. Бросил последний взгляд на несчастную Лелию, развернулся и, понурив голову, пошел к лифту.
Лелия стонала и старалась удержаться за меня, чтобы не упасть, отчего я сам чуть не терял равновесие. Иногда она на несколько секунд замолкала и даже переставала дышать, и тогда я крепче прижимал ее к себе, начинал разговаривать с ней, машинально гладил ее сильными повторяющимися движениями, на что она отвечала низкими утробными звуками, криками и проклятиями. Из проезжающей мимо уборочной машины выглянул водитель и поехал дальше.
— Вы «скорую» вызвали? — быстро спросил я.
Она кивнула и поморщилась.
— Сосед.
— Все хорошо, дорогая, все хорошо, — стал успокаивать ее я.
— Я так рада, что ты пришел, — едва слышно сказала она, не поднимая головы. — Ты мне был очень нужен. Ричард, ребенок… сколько уже недель?
Она подняла на меня умоляющий и беспомощный взгляд. Я не понял, что она имеет в виду.
— Где же они? — нетерпеливо сказал я, глядя по сторонам и прикидывая, смогу ли я сбегать за своей машиной. — Давай вызовем такси.
Пока я кое-как набирал нужный номер на мобильнике, она отвернулась к двери, я погладил ее по спине. Ниже по улице показалась машина с оранжевым огоньком, она притормозила, чтобы развернуться.
— Такси! — отчаянно закричал я. Вставил в рот пальцы и пронзительно свистнул. Оранжевый огонек погас, и машина подъехала к нам.
Я торопливо усадил Лелию на заднее сиденье, не обращая внимания на недовольные взгляды водителя, и включил кондиционер на холодный воздух.
Она сползла с сиденья на пол, цепляясь за меня, так что мне пришлось скрючиться рядом с ней. Она отвернулась и прислонилась к сиденью. Застонала.
— Знаю, знаю, — сочувственно сказал я. — Дорогая, ты такая смелая. Держись. Хорошая девочка. Такая смелая. Скоро приедем.
— Она бросила меня, — сказала Лелия, глядя на меня безумными глазами.
— Кто? А… — Мимо нас в противоположном направлении пронеслась машина «скорой помощи».
— Она… понимаешь… она бросила меня там. Одну. Не дала мне позвонить в больницу.
— Что?
— По-моему, она тоже не позвонила. Она могла же убить… ведь еще слишком рано… Как больно.
— Она знала, что ты рожаешь?
Лелия издала длинный хриплый крик вместо кивка, вжавшись головой в сиденье.
— Воняет. От этого сиденья воняет, — превозмогая боль, она повернулась ко мне.
Я поцеловал ее заплаканные щеки, обнял под мышками и вжался между ней и сиденьем. Мне хотелось слиться с ней телом, чтобы принять ее боль на себя.
