Минут через двадцать один какой-то мешочник кричит:
– Эй, черти, сюда! Эвон где она.
Видим, действительно, машинистова шапка, зацепившись, на кустах висит.
Машинист надел свою шапку, привязал ее к пуговице шпагатом, чтоб обратно не сдуло, и стал разводить пары.
И через полчаса благополучно тронулись.
Вот я и говорю. Раньше было полное расстройство транспорта.
А теперь не только шапку – пассажира сдунет, и то остановка не более одной минуты.
Потому – время дорого. Надо ехать.
1927
Закорючка
Вчера пришлось мне в одно очень важное учреждение смотаться. По своим личным делам.
Перед этим, конечно, позавтракал поплотней для укрепления духа. И пошел.
Прихожу в это самое учреждение. Отворяю дверь. Вытираю ноги. Вхожу по лестнице. Вдруг сзади какой-то гражданин в тужурке назад кличет. Велит обратно спущаться.
Спустился обратно.
– Куда, – говорит, – идешь, козлиная твоя голова?
– Так что, – говорю, – по делам иду.
– А ежли, – говорит, – по делам, то прежде, может быть, пропуск надо взять. Потом наверх соваться. Это, – говорит, – тут тебе не Андреевский рынок. Пора бы на одиннадцатый год понимать. Несознательность какая.
– Я, – говорю, – может быть, не знал. Где, – говорю, – пропуска берутся?
– Эвон, – говорит, – направо в окне.
Подхожу до этого маленького окна. Стучу пальцем. Голос, значит, раздается:
– Чего надо?
– Так что, – говорю, – пропуск.
– Сейчас.
В другом каком-нибудь заграничном учреждении на этой почве развели бы форменную волокиту, потребовали бы документы, засняли бы морду на фотографическую карточку. А тут даже в личность не посмотрели. Просто голая рука высунулась, помахала и подает пропуск.
Господи, думаю, как у нас легко и свободно жить и дела обделывать! А говорят: волокита. Многие беспочвенные интеллигенты на этом даже упадочные теории строят. Черт их побери! Ничего подобного.
Выдали мне пропуск.
Который в тужурке говорит:
– Вот теперича проходи. А то прет без пропуска. Этак может лишний элемент пройти. Учреждение опять же могут взорвать на воздух. Не Андреевский рынок. Проходи теперича.
Смотался я с этим пропуском наверх.
– Где бы, – говорю, – мне товарища Щукина увидеть?
Который за столом подозрительно говорит:
– А пропуск у вас имеется?
– Пожалуйста, – говорю, – вот пропуск. Я законно вошел. Не в окно влез.
Поглядел он на пропуск и говорит более вежливо:
– Так что товарищ Щукин сейчас на заседании. Зайдите лучше всего на той неделе. А то он всю эту неделю заседает.
– Можно, – говорю. – Дело не волк – в лес не убежит. До приятного свидания.
– Обождите, – говорит, – дайте сюда пропуск, я вам на ем закорючку поставлю для обратного прохода.
Спущаюсь обратно по лестнице. Который в тужурке говорит:
– Куда идешь? Стой!
Я говорю:
– Братишка, я домой иду. На улицу хочу пройти из этого учреждения.
– Предъяви пропуск.
– Пожалуйста, – говорю, – вот он.
– А закорючка на ем имеется?
– Определенно, – говорю, – имеется.
– Вот, – говорит, – теперича проходи.
Вышел на улицу, съел французскую булку для подкрепления расшатанного организма и пошел в другое учреждение по своим личным делам.
1927
Из книги «письма к писателю»
Комбинация
Это довольно смелое письмо я получил в 26 году. Письмо я печатаю полностью.
Что же касается рассказов, то печатать их невозможно. Во-первых, они скучноваты, во-вторых, возможно, что рассказы кому-нибудь известны, а по этой причине станет известно и имя автора. А я бы не хотел моих здешних горемычных друзей конфузить перед их знакомыми.
Письмо такое:
20/10-26 г.
Товарищ Зощенко!
Я обращаюсь к Вам с большой просьбой. Дело в том, что я военный моряк Черноморского флота и в минуты досуга царапаю стихотворения и рассказы.
Я сам москвич. Не так давно я был в Москве и заходил в ВАПП, где меня приняли очень радушно, взяли мои труды и до сих пор ничего оттуда не слышу, несмотря на то что обещали дать мне свой отзыв.
Чувствуя, что как раньше, так и сейчас очень трудно завоевать себе место в литературном мире, я посылаю Вам один и другой из своих рассказов и прошу Вас сообщить мне, заслуживает ли мое творчество внимания и есть ли у меня способности.
В случае благоприятного заключения, чувствуя, что мне самому не выбраться на дорогу, я прошу Вас протолкнуть его или же в крайнем случае самим купить у меня или рассказ целиком или тему его.
Я очень нуждаюсь в монете, и если Вы мне поможете, то буду крайне благодарен Вам, так как знаю, что с Вашей подписью этот рассказ появится в печати. В дальнейшем, если эта комбинация подойдет Вам, я вышлю Вам остальные свои вещи, которых у меня довольно много.
Короче говоря, я Вам рассказы или темы их, Вы разрабатываете их – Ваша подпись, а мне часть гонорара.
Известность и имя мне не нужны – нужны только деньги.
Прошу Вас сообщить мне ответ по адресу: гор. Севастополь… Надеюсь, Вы меня поймете и поможете мне. С морским приветом…
На это письмо я ответил довольно резко. Я написал, что литература – не парусина и не мармелад и нельзя так ею торговать и что я, несмотря на заманчивое предложение, решительно отказываюсь от подобной комбинации.
Это не помешало автору через полгода снова обратиться ко мне примерно с такой же просьбой.
И возможно, что в настоящее время человек, в силу своего энергичного характера, уже выбился в люди.
Драма на волге
Осенью 1926 года я получил странное и непонятное письмо. Я прочел его два раза подряд и ничего не понял.
И только читая в третий раз, я стал более или менее понимать все события, которые развернулись на Волге.
Какой-то жуликоватый человек, какой-то проходимец, неизвестно из каких соображений, выдал себя за Зощенко и в таком положении «прокатился» по Волге, срывая славу и светские удовольствия.
Этот человек имел, судя по письму, некоторый успех и среди женщин.
