«Гав! Гав-гав!»
И тут произошло невероятное: человеческая фигура у пульта управления явственно стала оседать и распадаться, как будто таять в полной недвижимости и в абсолютной тишине.
Она таяла и опадала серой кучкой пыли или праха вокруг металлического стула без спинки, похожего на такой, какой обычно стоит возле рояля или пианино.
Это исчезновение человеческой фигуры, ее обращение в ничто было таким страшным и противоестественным, что Юра, например, явственно ощутил, как вдоль позвоночника у него побежал холодок. У Шарика дыбом встала шерсть. Он присел на задние лапы, поджал хвост и отчаянно завизжал. Юркнув между ног хозяина, пес помчался с командного пульта, громко лая и стуча когтями по металлическому полу корабля. В то же мгновение Юра и Вася, как бы очнувшись от оцепенения, тоже бросились бежать. Они неслись по коридору, ничего не соображая, ничего не замечая, и не столько выпрыгнули из люка, сколько вывалились на мягкий, прогретый солнцем песок и покатились кубарем вниз, на самое дно карьера.
Они остановились только посреди карьера, когда от сумасшедшей гонки у них перехватило дыхание.
Юрий хотел было сказать: «Я больше не могу», но слова не пробивались сквозь сдавленное учащенным дыханием горло. Он только посмотрел на Васю и, перехватив его взгляд, понял, что и Вася тоже больше не может. Не может – и точка. Ничего не может: ни двигаться, ни говорить, ни даже бояться.
Из леса доносился безмятежный птичий щебет, со стороны стройки слышался мирный машинный шум, а в небе, над бором, как горы, стояли важные кучевые облака, очень белые и очень красивые.
Нет, мир не собирался рушиться. Все везде было таким, как и прежде. И страх постепенно отступил.
– Послушай, а что, собственно, произошло? – отдуваясь, спросил Вася.
В самом деле, а что, собственно, произошло? Ответить на этот вопрос было нелегко – сначала требовалось разобраться во всем увиденном и пережитом.
– Давай рассуждать логически. Начнем? Прежде всего…
– Прежде всего хорошо бы чего-нибудь поесть. И пить очень хочется.
– Точно. В конце концов, за нами никто не гонится, – тотчас согласился Юрий, который сам еще не был уверен, какие логические рассуждения помогут ему разобраться во всем том, что с ними произошло.
Они взобрались на обрыв и первый раз за этот трудный день поели как следует, а главное, вдосталь напились.
– Везет нам с тобой, Юрка, – почему-то с сожалением протянул Вася. – Обязательно попадем в какую-нибудь историю.
– Ты жалеешь об этом?
– А чего жалеть? Все это интересно. Только тут думать нужно.
– Ну что ж, давай думать.
Они лежали под вековыми соснами, смотрели в синее небо – высокое и просторное, по которому все так же неторопливо плыли белые облака, и думали.
– Вот тебе первая загадка, – сказал Юрий, который любил во всем разбираться логически. – Прежде всего, откуда Шарик мог узнать, что под слоем песка находится как раз та кнопка, которая открывает двери?
– Чутье… – пожал плечами Вася. – Чутье на энергию.
– А почему ты думаешь, что к кнопке подведена была энергия?
– Такую толстенную дверь открыть пружиной наверняка невозможно. Ясно, что кнопка включала двигатель, открывающий дверь. Может, к этой кнопке подведена энергия, и даже не электрическая, а какая-нибудь такая, про которую не только мы с тобой, но и никто на Земле еще ничего не знает.
– Так-так. А как же ее учуял Шарик?
– Понимаешь, почти всякий источник энергии дает излучение. Возьми телевизор. Сидишь смотришь, и все идет преотлично. А потом вдруг на экране полосы. Оказывается, неподалеку прошла электричка. Или проехала машина. Мы-то ничего не замечаем, а телевизор замечает. Почему? А потому что от машины или электрички полетели помехи. Они, как волны от брошенного в воду камня, бегут во все стороны.
– Значит, у Шарика в носу свой телевизор?
– Ну, не телевизор, конечно, но пес явно чувствует, когда на него накатываются волны энергии. В общем, известно, что животные, птицы, рыбы и даже насекомые ощущают электромагнитные колебания. Вот Шарик и учуял их.
– Честно скажу, Вася, я этого представить не могу. Но факт есть факт – Шарик нашел кнопку. Значит, может быть и так, как говоришь ты. А может быть по-другому… Но меня… меня сейчас волнует другое – почему фигура, что сидела за пультом, рассыпалась, распалась?
Вася задумался, припомнил странные сумерки внутри корабля, беспомощную фигуру в странной позе за столом пульта и ее исчезновение. И таким холодом, таким дремучим безмолвным страхом пахнуло на него, что ему и в самом деле стало не по себе. И он честно признался:
– Мне даже думать об этом не хочется.
– А нужно! – неожиданно властно решил Юрий. – Если мы не додумаем сейчас, то от этого могут произойти другие неприятности.
– Какие еще неприятности?
– Суди сам. Космонавт, который сидел… вернее, умер возле пульта, пробыл на корабле сотни тысяч, а может, и миллионы лет. – Юрий помолчал и сказал значительно: – Ничто в мире не исчезает бесследно и ничто не возникает из ничего.
Вася с тревогой посмотрел на товарища.
– Ты думаешь, что на корабле зародились какие-нибудь невероятные формы жизни?
– А почему бы и нет – ведь за это время на Земле они зарождались.
– На Земле… На Земле все время менялись обстановка и условия. А в корабле, как в консервной банке, ничто не менялось.
Теперь задумался Юрий.
– Во всяком случае, нужно признать одно, – вздохнул Вася, – что мы не слишком предусмотрительные люди.
Юра засмеялся.
– Просто мы перетрусили. А теперь нужно вернуться и проверить, есть там что-нибудь или нет. А самое главное – закрыть все двери. Мало ли что оттуда может выползти.
Они вернулись на корабль, плотно закрыли все двери, что выходили в первый отсек, сели в машину и стали не спеша, с удовольствием осваивать пульт ее управления.
Глава шестая
Враждебные вихри
Она двигалась, она жила своей неясной жизнью. Она, кажется, просто жаждала подчиняться хоть какой-нибудь разумной воле.
Она была еще подхалимски покорна. Но по тому, с какой легкостью она выполняла все, что ей приказывали мальчишки, чувствовалось: в ней заложены огромные и еще неизведанные силы, и неизвестно еще, какие могут быть последствия, если машина эта начнет работать.
