В эпоху крестьянских общин эта тесная сопричастность выражалась в славном чувстве гордости происхождением из определенных местностей.
«Вот и готовы наши плуги – прежде всего за работу на южных полях!» «Посеем семена всех растений! – в них заключена жизнь… А урожай соберем вместе, вместе! – Как все изобильно при уборке! – Неохватно, не сосчитать! – Приготовим вина, подготовим сусло! – Это будут подношения предкам – на прекрасных церемониях! – Какой дивный запах у этой еды! – Ведь ею славится область! – Сколько остроты в этом аромате! – Настоящая радость стариков! – Не единственный раз получалось так, как на этот раз! – Не впервой сегодня так, как сегодня! – У наших самых старых предков получалось так же!» К почитанию урожайных семян и плодородной земли добавлялась благородная убежденность в вечности крепко вросшего в эту наконец-то укрощенную почву племени. Но к крестьянской гордости примешивались воспоминание о часах тяжкого труда, чувство быстротекущего времени, опасение в разной степени благодатных времен года. И все оборачивалось религиозным переживанием, в котором преобладали представления об уравновешенности и мере: «Сверчок в доме, – тележки поставлены на прежнее место! – Ну же, мы, почему у нас совершенно нет праздников?.. – Уходят дни и месяцы! – И все же сохраним чувство меры – и подумаем о днях страданий! – Возлюбим радость без безумств: – честный человек – умеренный человек».
Глава вторая
Крестьянские обычаи
Повседневная жизнь китайских крестьян была однообразна и трудна, но в установленное время происходили большие праздники, возрождавшие в них радость жизни. Они походили на оргии. Как только появились философы, они их осудили. Конфуций, впрочем, сумел увидеть их благотворную ценность. Он не хотел бы, чтобы государь, «после того как навязал народу сто утомительных дней, не дозволил им и дня радостей», ибо не следует «держать лук всегда натянутым, никогда его не спуская… или же все время спущенным, никогда его не натягивая». Конфуций допускал, что народные гулянья – порождение государевой мудрости. Но на самом деле эти праздники возникли в незапамятные времена, и, для того чтобы понять их зарождение, достаточно общих условий деревенской жизни.
1. Семьи и деревенские общины
Во все времена один принцип определял китайскую организацию жизни – принцип разделения полов. Он понимается очень строго. Им подразумеваются не просто жесткие запреты, изолирующие до брака юношей и девушек. Даже супруги должны жить на расстоянии один от другого, и все их отношения требуют бесконечных предосторожностей. У крестьян размежевание полов основывалось на разделении труда: мужчины и женщины противостояли друг другу, как это бывает между двумя соперничающими объединениями.
Между землепашцами и ткачихами вставал барьер половых и трудовых запретов. Китайский миф, легче других прошедший через века, касается двух звездных божеств, Ткачихи и Волопаса. Несомненно, этот миф – свидетель наидревнейшего прошлого. Между Ткачихой и Волопасом протянулся священный барьер, Млечный Путь, Небесная река. Небесную реку можно пересечь только раз в году: тогда Ткачиха и Волопас и празднуют ночью свою свадьбу. Хотя опасный труд по вспахиванию земли, совершаемый с риском вызвать раздражение таинственных сил почвы, выпадал мужчинам, однако только женщины умели сохранять в семенах жизненное начало, позволяющее тем прорастать, поэтому обрядовая пахота, в ходе которой земля обучалась делу плодоношения, требовала в древности совместных усилий семьи. Сотрудничество полов было тем действеннее, что, будучи запретным в обычное время, приурочивалось к священным мгновениям.
Согласно старой китайской поговорке основанием экзогамии служит принцип размежевания полов. Во все времена в Китае молодые люди могли встречаться лишь в том случае, если принадлежали к разным семействам. Да и брак служил сближению семей даже больше, чем образованию семьи. К этому достижению приходят с помощью дипломатических ритуалов. Нужно использовать глашатая. Как кажется, эмблемой этого сводника, призванного согласовать две линии родства, служил топор. Им обрубались ветки со ствола, и он же позволял подобрать эти сучья в вязанки, соединявшие ветви с разных деревьев. Об этих вязанках часто упоминается в свадебных песнях. А еще пели: «Как выращивать коноплю? – надо, чтобы борозды перекрещивались! – А как поступают, выбирая жену? – надо предупредить родителей! – Как обрубают сучья? – без топора ничего не получится! – Как поступают, беря женщину в жены? – без свата невозможно!» Пересечение борозд и скрещение семей придавали плодородие и семьям, и полям. Для начала полевых работ было необходимо сотрудничество полов. А для того чтобы эффект был полным, хорошо бы, чтобы оно достигалось путем сближения не только противоположных полов, но и различных семейств. Дополняя плоды разделения полов, практика экзогамии наделяет повышенной действенностью жесты, совершаемые сельскими парами вместе.
Правило экзогамии ограничивается домом. Есть у нее и территориальное измерение. Она запрещает браки между родившимися в одном селении молодыми людьми. Вступая в возраст, когда закладывается семья, жених или невеста покидают родной дом и отправляются жить в чужую деревню. «Радуга появилась на востоке – никто не осмеливается на нее показать… Девушка, чтобы выйти замуж, – держись подальше от братьев и родных…» «Источник Цюань расположен налево, – направо – это река Ци… – Девушка, ради замужества – оставь далеко братьев и родных…» Слушая плачи молодых жен, чувствуешь, как должны были быть мучительны внезапный разрыв привычных семейных и домашних уз и переселение, предшествовавшее тяжкому повседневному труду в незнакомой и враждебной среде. «Невесткой у тебя вот уже три года – и безустанно занимаюсь хозяйством, – рано встаю и поздно ложусь, – и ни разу свободного утра…» Если доверять стихам из «Книги песен» («Ши цзин»), то нельзя не прийти к выводу, что всегда переезжала женщина. Может быть, с феодальной эпохи таков был общий обычай. Однако никогда не исчезали мужья-зятья, прикрепленные к семье их жены. Несмотря на административные меры, этот обычай сохранялся. Его живучесть заставляет предположить, что соседние деревни сначала обменивались юношами, а не девушками. Крестьянский дом был и, в сущности, остается предметом женских забот. Мужчина едва туда заходил; обстановка состояла из девичьего приданого. Первоначально и сама деревня принадлежала женщинам: оберегавшая ее богиня называлась «матерью селения». Лишь довольно поздно духи земли обрели мужское обличье. Когда вожди выбирались среди мужчин, они носили титул «отцов» такой-то деревни. Селение носило имя проживавшей там семьи. Территориальные кланы образовывали самое небольшое объединение населения. Таким образом, первенство в деревне принадлежало женщинам, а лишь затем мужчинам, однако же всегда обитатели в соответствии с их полом делились на две группы, из которых одна, состоящая из пришлых супругов, играла подчиненную роль.
Другая группа состояла из коренных жителей. Связанные общностью фамильного имени, они образовывали круг сородичей. Древняя традиция утверждает, что между названием селения и фамильным именем должно существовать своего рода созвучие. Вытекающее из принадлежности к одной местности и обладания единым семейным именем родство по своей природе более глубоко, чем если бы просто основывалось только на кровных узах. Кровь дробится и утрачивается: только родные братья обладают одной и той же кровью. В то же время люди одного клана, отмеченные знаком общего имени, которым все могут обладать в равной мере, и отождествленные с наследственным полем, из которого каждый постоянно извлекает одни и те же общинные принципы, образуют неделимую и по особому однородную территориальную группу. Единственно возраст и различия между поколениями вносят элемент различия. Отличают старейших и старших. Самый старый член старейшего поколения носит титул старшего. Он обладает неким первенством, но лишь в качестве уполномоченного группы осуществляет расплывчатую власть: после кончины его подменяет младший, причем говорить о каком-либо наследовании невозможно. Между сородичами одного поколения тождественность абсолютна. Вместе они образуют коллективную личность. Никто в отдельности не имеет юридического существования. Систему наименования степеней родства не занимали ни личности, ни их природная близость. Она основывалась на классификации: если ей и были нужны имена, то лишь для обозначения категорий родства. Само слово «мать» применялось в отношении широкого круга лиц; если к нему прибегают в его индивидуальном значении, то оно опять же не обозначит давшую вам жизнь женщину, а самую почтенную женщину в поколении матерей. В равной степени и отец не отличается от дядьев по отцу; слово относится к кругу лиц, который много шире, чем братья отца. Сыновья смешаны в неразличимую массу племянников. Сколь бы далекими они ни были, кузены относятся друг к другу как к родным братьям. В основе такой организации лежит полная неделимость. Ею не признаются ни иерархия, ни личные связи. Отношения родства имеют всеохватывающий характер.
