Знатные лица являются вассалами князя, хозяина города. Рядом с ним они ведут жизнь, которая полностью занята придворными церемониями. Собравшись вокруг своего господина, они поют песни, в которых выражают презрение к «народу полей, к деревенщине, живущей только для того, чтобы пить и есть… Но они, знать, они, все вассалы, объединяются и творят Добродетель вождя!».
Крестьяне выглядят ленниками. Были ли горожане завоевателями? Нет сеньора без своего города, и о любом городе говорят, что он был заложен сеньором. Является ли тот потомком победоносного племени, которое одним махом якобы ввело в Китае феодальный режим и городскую организацию? Нет какой-либо причины исторического порядка принять или отвергнуть это предположение. История не дает никаких свидетельств в пользу «теории» завоевания. Но почему бы Китаю, перенесшему такое количество завоеваний в исторические времена, не пережить их и в неведомой древности? Напротив, противостояние знати и крестьянства – факт. Но по какому праву можно утверждать, что предполагаемые захватчики были организованы по феодальному образцу? Это противостояние может быть плодом различного развития нравов в двух совершенно разных, но имеющих одно происхождение кругах. Может быть, на самом деле завоеватели проникли в Китай. Вместе с тем возникновение княжеств можно объяснить, абстрагируясь от любой гипотезы собственно исторического характера. Власть вождей выглядит основывавшейся на верованиях, которые наметились в деревенской среде.
Вождь обладает могуществом, которое крестьяне приписывают своим Святым местам. Он осуществляет свою власть в городе, который считается Центром предков.
В Святых местах происходили крупные празднества, служившие также и ярмарками. Там общались с родной почвой. Там обращались к предкам с просьбой о перевоплощении. – Знатный город священен. Там есть рынок, Алтарь почвы, Храм предков. Город основателя княжеской династии носит титул «цзун». Группа лиц, связанная почитанием общего предка, также обозначается этим словом. В выражении, вроде Чжоуцзун, оно может быть понято лишь как Центр предков семейства Чжоу. Однако же то же самое слово появляется и в выражении Хэцзун. Оно служит главным образом для обозначения Хуанхэ (хэ – это прежде всего «река») и божества Хуанхэ. Им также пользуются для обозначения прикрепленной к служению культу Желтой реки семейной группы, а также и ее местожительства. Оно считается Святым местом, где проявляется божественное могущество Желтой реки.
Княжеский город – наследник Святого места. Сам князь – это двойник священного могущества, которое, будучи первоначально внеличностным, удостоилось почитания со стороны общины. Воплотившись в последующем в личности предка, оно было окружено почитанием иерархической группы.
Святость мест крестьянских праздников целиком перешла на вождя и на город. Она воплотилась в особе вождя, в Храме предков, в Алтаре почвы, в воротах и укреплениях города. Содержащееся в Мэйди наблюдение многозначительно. В красноречивой клятве Мэйди приводит решающие доказательства принадлежащего божествам мстительного могущества. Они позволяют увидеть божества, наказывающие виновников на Алтаре почвы, в Храме предков, на болоте и, наконец, в месте, которое зовется Цзу, наверное, потому что оно менее известно или менее определенно. И здесь автор текста восклицает: «А Цзу для страны Янь то же самое, что и Алтарь почвы и урожаев для страны Ци, это то же самое, что Санлинь (Роща шелковицы) для Сун, это то же, что и (болото) Юньмэн для Чу: именно там юноши и девушки собираются и туда приходят на праздники!» Сближение между городскими обрядами и деревенскими праздниками отчетливо видно. Оно особенно поучительно в случае с Санлинь. Санлинь упоминается в клятве Мэйди в качестве храма предков князей Сун. «Роща шелковицы» фигурирует там в качестве бога Почвы, и вместе с тем это название носят одни из ворот столицы князей Сун. К тому же это наименование одного из демиургов, а также Святого места, где этот дух распоряжается дождем, засухой и болезнями. Посвящая себя на Святом месте культу этого духа, прародитель рода Инь, колыбели князей Сун, заслужил право на власть. Только князья Сун совершают культ Санлинь. Главное в нем танец, называющийся Санлинь. Вместе с тем Мэйди утверждает, что Санлинь – это место гуляний в стране Сун, где собирались местные юноши и девушки. Так обнажается преемственность между празднествами крестьянских общин и культами феодальных господ.
Городские культы возникают из расчленения деревенского культа, обращенного к неразличимым священным силам. Добродетель Святого места оказывается перенесенной (иной раз, как мы только что это видели, вместе со своим названием) на алтари, где почитаются разные божества. Очень часто само Святое место затрагивалось этим процессом расщепления. Вне своего города господа окружают почитанием такую-то реку или такую-то гору. В реке или на горе оказывается заключенной во всей своей целостности действенная сила мест, где происходят крестьянские собрания. Они служат регуляторами как естественного, так и людского порядка. Вождь так же и в той же степени им является. Он властвует над природой не в меньшей мере, чем над своими подданными. Могуществом, которым он обладает, он владеет вместе со священными местами своей страны. В них он видит как бы внешний принцип собственного могущества.
Тот утрачивает действенность, если гора или река обнаруживает свое бессилие, а горы и реки бессильны, когда присущая всему клану господ добродетель исчерпана. «Княжество должно иметь опору в собственных горах и реках. Когда гора рушится или река иссякает, то это предвестие беды».
Могущество вождя, могущество Святого места обладают одной и той же продолжительностью, одинаковой протяженностью, одним и тем же качеством, одной природой. Они неразличимы до такой степени, что феодальный герой и Святое место выглядят словно повторение друг друга. Именно под воздействием добродетели основателя, вроде Юя Великого, текут августейшие реки и возвышаются достопочтенные горы. И напротив, в то время как государи Шэньнун и Хуанди смогли получить от рек особый дух, который дал им умение править, именно «со священных гор спустились священные силы, породившие (князей) Фу и Шэнь».
Между Святым местом и вождем существуют узы взаимозависимости, которые способны проявиться в виде отношений преемственности. Когда вещи воображаются подобным образом, Святое место крестьянской общины предстает как центр культа предков феодальной династии.
Глава вторая
Рассеянные силы и индивидуальная власть
Любой княжеский род восходит к Прародителю. А его рождение обычно связывают с чудом.
Единственные, кому дозволялось совершать обряды в честь прародителя и обладатели посвященного ему танца, владельцы Санлинь (Рощи шелковицы) происходили от женщины, зачавшей после того, как она проглотила яйцо («цзы») ласточки. Она его завоевала во время состязания в самый день весеннего солнцестояния. Некоторые говорят, что зачала она после того, как спела в месте, называемом Долиной шелковиц. Если родившийся от этой женщины герой и получил в качестве семейного имени прозвание «цзы» («яйцо»), то его потомкам объявили о расцвете или упадке присущей их роду добродетели именно выросшие чудесным образом шелковицы. Таким образом, и символическое имя, и реальная эмблема связаны со сходным мифом – о рождении после зачатия в Святом месте во время сезонного празднества.
