– Спасибо за лекцию на тему морали, – ернически отозвался он, но в его голосе была горечь. – Скажу в утешение твоей честной душе, что да, меня поймают. И это произойдет, скорее всего, достаточно быстро. Они конфискуют все наше имущество или какую-то его часть, и оба дома, и самолет, и большую часть того, что останется. Все, что они не возьмут, мы продадим.
Он говорил об этом как об уже случившемся: едва началось землетрясение, он уже знал, что его песенка спета и разрушается весь его бизнес. Содрогание земных пластов перевернуло воздвигнутое им здание собственного успеха, стерев его в порошок.
– И как мы будем жить? Это ты себе представляешь?
– Займем денег у друзей, я думаю. Не знаю, Сара. Давай будем решать, когда все произойдет. Прямо сейчас, сегодня, у нас все хорошо. Никто не придет за мной, пока не ликвидируют эти завалы. Посмотрим, что будет на следующей неделе.
Но Сара уже не могла думать иначе, чем в трагических красках. Все эти махинации, которые проделывал Сет… Ими он поставил их жизнь в рискованное положение – самым худшим из возможных вариантов.
– Думаешь, они могут забрать наш дом? – Она вдруг ощутила панический ужас, обведя глазами комнату. Этот дом принадлежал ей. Ей не нужен был такой дорогой дом, но это было то место, где они сейчас жили, куда она принесла своих новорожденных крошек… Перспектива потерять все это пугала ее. С минуты на минуту их могли оставить без средств к существованию, если Сета арестуют и осудят. От одной этой мысли она впала в отчаяние. Ей придется искать работу и жилье. А где будет Сет? В тюрьме? Еще несколько часов тому назад единственное, что ее беспокоило, это живы ли дети, спаслись ли они, не обрушился ли на них дом. И вдруг после всего, в чем признался Сет, все, что действительно теперь принадлежало им, были только их дети. А дом и правда разрушился. А она четыре года была замужем за незнакомым человеком. Он был отцом ее детей. Она любила его и доверяла ему.
Все эти мысли кружились в ее мозгу без остановки. Она начала плакать еще сильнее. Сет попытался обнять ее, но она отстранилась. Она не могла понять, кто он ей в эти минуты – родной человек или враг…
– Я люблю тебя, детка, – сказал он тихо, когда она с удивлением взглянула на него.
– Как ты можешь такое говорить? Я тоже тебя люблю, но посмотри, что ты с нами сделал. Не только с собой и со мной, но и с нашими детьми. Нас могут выбросить на улицу. А ты можешь оказаться в тюрьме.
Именно так, скорее всего, и будет, подумала она.
– Может быть, все еще обойдется, – попробовал он разуверить ее, но она его просто не слышала. Она слишком хорошо знала правила Комитета, чтобы поверить той ерунде, которую он ей сейчас пытался втереть. Над ним нависла ужасная опасность ареста и отправки в тюрьму. Они оба понимали, что если это произойдет, то вместе с арестом уйдет и их жизнь. Они уже никогда не будут жить так, как сейчас.
– Что нам делать? – спросила она прерывистым голосом, совершенно потерянная. Трудно было узнать в ней ту молодую гламурную кошечку, которая была на благотворительном вечере. Это была просто насмерть перепуганная женщина. Поверх вечернего платья на ней был свитер, ноги босые, она сидела на кровати и плакала – подросток, чей мир в одночасье рухнул. И это только что произошло стараниями ее мужа.
Она распустила волосы, и они темным водопадом упали на ее плечи. Сейчас она выглядела вдвое моложе. Она сидела и смотрела на Сета. Да, ее предали. Раньше это чувство было ей незнакомо. Сет украл у них ту счастливую жизнь, которую сам же устроил. Вор. Предатель и вор. И предал он ее не из-за того, что отнял у нее дорогую жизнь. А из-за того, что отнял чувство надежности и веры в любимого человека. Ту надежность, на которую она рассчитывала.
– Мне кажется, единственное, что нам остается, это ждать, – спокойно повторил Сет, подойдя к окну. Они с Сарой словно поменялись ролями – она была в панике, он же – спокоен, как, вероятно, бывает спокоен преступник, осужденный на казнь. Все. Край. Внизу бушевали пожары, и в утреннем солнечном свете он видел разрушенные соседние дома. Их дом был цел, но… изрядно пострадал… Было много поваленных деревьев, причудливо накренившись, свисали балконы, валялись сорванные с крыш трубы. Вокруг бродили люди. Но никто из них не был так потрясен, как рыдающая в спальне Сара. Их с Сетом привычная жизнь потерпела крах, а может быть, и пришел конец их браку, а конкретные события, лишь вопрос времени.
Глава 4
В ту ночь Мелани долго пробыла на улице рядом с отелем «Ритц-Карлтон». У нее не было медицинских знаний, таких, как у сестры Мэри Магдален, но она деятельно присутствовала на месте происшествия, помогая людям всем, чем могла: нашла двум потерявшимся девочкам их обезумевшую от беспокойства маму, привела спасателей к груде камней, откуда слышались стоны, кого-то просто утешила, успокоила – сердечное теплое слово и простая поддержка очень много значат для человека в такую минуту, когда неожиданность случившегося и растерянность лишают возможности быстро принять решение и оценить ситуацию. Но вот помочь раненым она не могла почти ничем. Один из ее музыкантов какое-то время был с ней, но потом его энтузиазм угас, и он почел для себя за благо отправиться в предоставленное всем потерпевшим убежище, полагая, что его миссия исчерпала себя. Другие из свиты пришли к этому выводу раньше. Так что никто из ее многочисленного окружения не остался подле нее. На ней все еще было рваное концертное платье, туфли на невероятной платформе, в которых она выступала на сцене, и пиджак Эверета Карсона – уже порядком потрепанный, пыльный и в пятнах крови тех несчастных, кому она помогала. Но он весьма ее выручил, этот пиджак, сейчас, на улице, без крыши над головой, даже без учета того, что платье на ней порвалось.
Почувствовав, что устала, она поискала глазами, куда бы присесть, и тут ее окликнул какой-то пожарный из тех, что расчищали дорогу, – они сделали коротенький перерыв, чтобы съесть по пончику и выпить горячего кофе из походного термоса. Мелани с готовностью присела к ним на заднюю ступеньку машины и взяла протянутый ей наполненный пластиковый стаканчик. Но что тут началось! Пожарные узнали ее и пришли в восторг, что сама Мелани Фри не погнушалась побаловаться кофейком в их компании, глотая вместе с кофе известковую пыль. Поболтать с пожарными оказалось прелюбопытно, они наперебой стали рассказывать ей подробности, как они спасали людей, из каких передряг их вытаскивали. Но более всего заинтересовала их она.
– Ну как это, быть Мелани Фри? – спросил самый молоденький из пожарных. Родился он в Сан-Франциско и вырос в округе Мишин. Отец его был копом, так же как и два его брата. Сестры его повыходили замуж сразу, как окончили колледж. Мелани была невероятно далека от их жизни, но в своем нынешнем непрезентабельном облике казалась этому парнишке обычной девчонкой.
– Большей частью мне это нравится, – призналась она. – А иногда – тягомотина. Как арестант: работаешь, работаешь… жуткое напряжение, особенно когда концерты даем. И журналисты донимают, как кровососы…
Они рассмеялись. Мелани потянулась еще за одним пончиком. Тот пожарный, что задал ей этот вопрос, был лет двадцати двух, но у него уже было трое своих ребятишек. По лицу его расплылась зависть – эх, надо же, а вот его жизнь не идет ни в какое сравнение с ее жизнью, хотя он любит свою жену и детей.
