Войдя к себе, Сет тут же принял две таблетки успокоительного и налил себе полстакана виски. Сделав большой глоток, он посмотрел на Сару – и с трудом перенес выражение сострадания, какое увидел в ее глазах.
– Мне очень жаль, детка, – сказал он ей между двумя большими глотками. Он не обнял ее и не попытался как-нибудь успокоить.
– А уж мне как жаль, Сет… Один справишься или хочешь, чтобы я осталась с тобой? – Она не хотела с ним оставаться, но ради него она сделает это, видя, какими дозами он пьет виски и глотает таблетки. Так он может легко допиться до смерти. Ему необходимо сейчас чье-то присутствие рядом. И если суждено, чтобы это была она, то она готова. В конце концов, он ее муж и отец их детей. Правда, он не имеет ни малейшего понятия, чего стоил ей этот суд. Это был эшафот, на который она каждый день всходила под многими парами глаз и подвергалась публичной казни, не дрогнув ни единым мускулом… Но в тюрьму скоро сядет он, а не она, его жена, хотя она уже отбывает наказание – с того самого дня, когда в майскую ночь после землетрясения, одиннадцать месяцев тому назад, их жизнь рассыпалась на мелкие кусочки.
– Я справлюсь. Я собираюсь напиться до чертиков и забыться. Не исключено, что буду пить весь месяц, до тех пор, пока эта сволочь не отправит меня в каталажку на тысячу лет. У меня есть тридцать дней. – «Надо же… судья виноват», – усмехнулась про себя Сара. «А ее бедный и непорочный Сет совсем ни при чем…» – Она сокрушенно вздохнула. – Ехала бы ты к себе, Сара, – с раздражением предложил Сет. – Нечего тут вздыхать. И без того тошно. Со мной все будет в порядке. – Но уверенности в его голосе не было, и Сару это тревожило. Она медлила. Слов утешения она найти не могла, да и какие уж тут слова… Только ждать, что через месяц его упекут в камеру. Зато она все еще может остаться в стороне от случившегося… И, может быть, так и стоит ей сделать?.. Она еще немного побыла с ним, бессмысленно ходя по комнате, и ушла, оставив его одного сидеть в кресле, уставившись в одну точку, засыпающего. Тему развода в тот вечер они не затрагивали. Но Сара еще ничего не решила, и, спроси ее Сет об этом, она не смогла бы подобрать нужных слов, чтобы объяснить ему, какие чувства она испытывает в своих противоречивых метаниях.
Разговор возник через неделю, когда он завез детей домой после очередного свидания. Он погулял с ними не больше часа, дольше не смог – раздражительный, неопрятный, едва оправившийся от похмелья, Сара даже заколебалась, стоит ли отправлять с ним детей гулять, но он очень хотел, глаза у него были просительные, почти умоляющие… Трезвые. А она похудела. Одежда теперь висела на ней, черты лица заострились. Карен Джонсон советовала пройти обследование. Но Сара знала, что ничего необычного с ней не происходит – просто из нее постепенно уходят силы.
Вернувшись с детьми, Сет как-то особенно, со значением, посмотрел на нее.
– Может быть, нам стоит поговорить… – он помялся немного и потом, когда Пармани увела детей наверх купать перед сном, договорил: – О том, что нам делать с нашим браком?
Сара напряглась.
– Я думаю, мне лучше узнать это сейчас, до того, как я сяду в тюрьму.
Сара молчала. А он сказал то, чего она совсем не ожидала услышать.
– И если мы останемся вместе, то, может быть, нам стоит провести эти оставшиеся несколько недель рядом друг с другом? Может ведь так случиться, что у нас не скоро появится такая возможность. И, скорее всего, так и будет. – Он знал, что она хотела еще ребенка, но сейчас об этом, конечно, речи идти не могло.
Сара сжалась. То, что он предлагал ей сейчас сойтись на оставшиеся три недели, выводило ее из хрупкого душевного равновесия. Что он предлагает такое? Вот они живут вместе, занимаются любовью, и она опять привязывается к нему – еще сильнее, чем прежде… – а потом он оставляет ее, не исключено, что беременную, чтобы сесть на годы в тюрьму… Она не готова к таким виражам. Но надо что-то решать, он прав. И лучше сейчас, чем потом.
– Я не могу пойти на это, Сет, – вымученно отвечала она. Хорошо, что дети не слышат их разговора. Она не хотела, чтобы они запомнили этот день. Они и так, когда вырастут, узнают обо всем, что случилось, но как-то иначе. – Я просто не могу, ты пойми… Попробуй понять! Это самообман… Играть три недели в семью и знать, что это игра? – Она в самом деле так думала. Но самое главное было то, что она была не в состоянии что-то менять сейчас в сложившихся обстоятельствах. – Я не могу начать все сначала. Я бы очень хотела повернуть время вспять, но, боюсь, нам это не суждено. Я до сих пор люблю тебя и, кто знает, возможно, буду любить всю жизнь, но вряд ли смогу опять доверять тебе. – Это было безжалостно, однако предельно честно. Он неподвижно стоял на месте и смотрел на нее. Он ожидал услышать от нее другие слова. Она была нужна ему, очень нужна, и особенно будет нужна потом, когда он отправится отбывать наказание.
– Я понимаю, – кивнул он и вдруг спросил, словно эта мысль в этот самый момент озарила его: – Скажи… твое решение… оно было бы другим, если бы меня оправдали? – Не говоря ни слова, она отрицательно покачала головой. Она просто не может вернуться к нему. В течение нескольких месяцев она подозревала, что так и будет, но окончательно удостоверилась в этом лишь в последние дни суда, еще до того, как присяжные огласили вердикт. Просто ей недоставало мужества сказать ему и признаться самой себе. Но теперь это надо было проговорить, чтобы каждый знал свое положение.
– Тогда это было очень мило с твоей стороны, что ты была рядом со мной в суде… – Сет вежливо кашлянул и замолчал. Да, поначалу ее подтолкнули к этому адвокаты, чтобы создать для него положительный имидж, но она в любом случае поступила бы так же, просто любя его! Но она не стала всего этого говорить. Устала. – Тогда я позвоню Генри и начну готовить документы к разводу, – уронил он слабым, бесцветным голосом. Она кивнула – в глазах у нее стояли слезы.
– Извини, Сет. – Он тоже молча кивнул ей, повернулся и вышел. Все было кончено.
Через несколько дней Сара позвонила Мэгги и обо всем ей рассказала. И маленькая монахиня ей от души посочувствовала:
– Я понимаю, как тяжело тебе было сказать ему это… Но ты простила его, Сара? Простила?
Последовала длинная пауза.
– Н‑нет, не простила.
Снова повисла пауза.
– Что ж… Возможно, когда-нибудь…
– Возможно, когда-нибудь… – повторила ее слова Сара.
– Это бы сделало вас обоих свободными. И не пришлось бы всю жизнь жить с грузом обиды на сердце.
– Наверное, когда-нибудь так и будет… – грустно ответила Сара.
Объявление приговора разрядило то напряжение, которое тянулось и давило на них после оглашения вердикта присяжных. Сет покинул бродвейские апартаменты и переехал в «Ритц-Карлтон», чтобы последние несколько ночей провести там. Детям он объяснил происходящее тем, что должен по работе уехать на какое-то время. Молли расплакалась, но он пообещал, что она сможет видеться с ним, и это ее, кажется, успокоило. А вот успокоить Сару было не в его силах. Ей и дальше придется рассчитывать только на свою работу или на посильную помощь своих родителей, которая не будет существенной: они пенсионеры и живут на фиксированный доход. Может случиться так, что ей придется какое-то время жить вместе с ними, если она останется совсем без денег или не сможет жить на свою зарплату. Сет извинился. Но это все, что он мог для нее сделать. Он продал свой новый «Порше» и сделал широкий жест – отдал ей деньги. Сара пообещала ему сделать все, чего не смогут сделать для него его адвокаты. На той же неделе, когда должны были объявить приговор, он начал бракоразводное дело. Через шесть месяцев оно будет завершено. Сара расплакалась, когда получила уведомление, но сейчас она не представляла себе ничего иного, кроме как развестись.
