Коммерческую группу я распустил за ненадобностью, а вступительное испытание стало обязательным для всех и одинаковым для всех — три дня. И теперь я обладал редким для учителей счастьем: учить только заведомо достойных.
Как-то раз постучался в мою дверь секретарь столичного графа: его прислали, чтобы договориться об обучении старшего сына старого, почтенного рода.
— А что там договариваться, — пожал плечами я, — пусть приезжает. Правила вступительного испытания вон висят на стене.
— Вы не понимаете, — сказал секретарь, — юный Альбер Мэннинг Второй — дворянин и будущий граф, у него нет времени на эти испытания, не говоря о том, что они задевают его дворянское достоинство!
— Нет, это вы не понимаете. Здесь нет никаких дворян, есть только я и мои ученики. Я учу слабых быть сильными и ни перед кем не склоняться. И этот самый Альбер Мэннинг может поступить только на общих основаниях.
— Но он учится в столичном университете! У него и так времени мало!
— А, то есть вы думали, я буду к нему в столицу ездить? Если он хочет учиться «пути пустой руки» — пусть бросает университет. Если он не собирается посвятить этому всю свою жизнь — у меня нет на него времени. А теперь убирайтесь вон.
После этого разговора я повесил у ворот табличку «Дворянам вход только со снятым головным убором. Все, кому это не нравится, могут прислать вызов на дуэль». Вызовов, впрочем, не было.
А Альбер все же приехал и испытание прошел. И попал в группу второго года всего за семь месяцев. На мой вопрос, почему он на это решился, Альбер ответил просто: чтобы быть равным среди равных в любом обществе и не позволить никому смотреть на себя сверху вниз. Достойная мотивация.
Тут в доме зазвонил телефон, прервав мою тренировку на семи сотнях.
— Слушаю?
— Я в супермаркете, — раздался в трубке голос Горди, — тебе чего-нибудь особенного купить к обеду?
— Морепродуктов каких-нибудь.
— У нас есть креветки, кальмары и рыба.
— Вот чего-нибудь кроме этих трех пунктов. Ностальгия по прошлой жизни, знаешь ли.
— Ладно, — рассмеялась Гордана.
Она совершенно неожиданно появилась у моего порога через четыре года после того, как мы с ней расстались у монастыря.
— Привет, — сказала она тогда.
Я ответил не сразу: утратил временно дар речи.
— Как ты меня нашла?!
— Делов-то… По штемпелю узнала страну, приехала и поспрашивала. Когда узнала, что в Гиате полицию тренирует инструктор-молокосос, — догадалась, что это, видимо, ты и есть.
Я отправил письма родне и друзьям со столичного почтамта, не указав обратный адрес, но, как оказалось, конспирация моя критики не выдержала. Что ж, в этом как минимум один плюс: Горди смогла меня найти.
Когда я пригласил ее войти, она вытащила из багажника своей машины четыре нехилых саквояжа.
— Вижу, ты надолго, — ухмыльнулся я.
— Не очень. Я в Кортанию так, проездом. Лет на семьдесят задержусь, может восемьдесят, вряд ли больше.
— Не понял?
— В поисках политического убежища, так сказать, — пояснила Гордана.
Дело оказалось до неприличия простым и неприглядным. Закончив университет и успешно получив сертификат боевого мага младшего пятого уровня, Гордана выехала в Мааженту, в туристическую поездку. Стала на учет у консула, все как полагается, затем принялась колесить по стране, перебираясь из одного живописного места в другое. Месяца через два консул позвонил, осведомился, все ли в порядке, и поинтересовался, когда Гордана планирует вернуться в Аквилонию. Горди в ответ поинтересовалась, с чего господин консул решил, что она планирует. Не то чтоб Гордана собиралась оставаться в Мааженте всю жизнь, но такой ответ был продиктован спонтанным желанием проверить степень своей свободы.
Консул звонил еще дважды, через месяц и через два, и каждый раз получал все более решительный отказ. А три месяца спустя Гордана узнала, что по ее персоне запущена официальная процедура экстрадиции.
— Вот тогда-то, когда меня решили вернуть силой, словно беглую рабыню или преступника, я поняла, почему ты сбежал, — закончила она свой рассказ. — Ну и сбежала тоже. И кстати. Теперь моя очередь задать вопрос, на который у тебя не будет другой возможности ответить. Ты на мне женишься?
Мы поженились три дня спустя.
Переход из ранга дворян в простолюдинки Гордана пережила совершенно безболезненно. С гражданством у нас с ней тоже не возникло никаких проблем. Ее, правда, сразу же попытались завербовать, посулив кортанское дворянство — ну а как же иначе, чай не каждый день маги пятого уровня приезжают, — но она всех послала.
— Обойдусь, — сказала мне Горди, — у меня, между прочим, диплом не самого последнего университета.
Но работать по специальности ей не пришлось: мне в моем деле настоящий сильный маг очень пригодился, и теперь мои ученики проходят краш-тесты на мастерство пустотного щита в условиях, весьма приближенных к боевым. Такой вот у нас получился семейный подряд.
Недавно, правда, когда Горди как раз не было дома, в дверь постучались двое в черных пиджаках и с сильным аквилонским акцентом спросили, не здесь ли проживает госпожа Гордана Ковач.
— Здесь живет моя жена, Гордана Куроно, — сказал я и отделал обоих почти до потери сознания, после чего сдал полиции.
— Преследуют мою жену, следят, — пояснил я причину конфликта, — да еще и при въезде в страну заполнили документы неправдиво. Уверен, ни один не написал, что работает на аквилонское правительство, а значит, я поймал шпионов.
— Ничего, мы разберемся, — понимающе кивнул здешний начальник полицейского управления.
Его сын тоже учится у меня, так что мы с ним хорошо друг друга понимаем.
Когда врачи «скорой» закончили оказывать шпикам первую помощь и полицейские собрались сунуть их в машину, я попросил у них прощения.
— Мне жаль, что я причинил вам вред, ведь с вас спросу никакого, вы только выполняли команды, как и положено цепным псам. С гораздо большим удовольствием я всыпал бы вашему хозяину, но его тут нет, а я полон решимости оградить себя и свою семью от таких, как он и вы. На вашем примере я хочу показать вашим коллегам, что здесь аквилонских ищеек ждет очень недружелюбный прием. Убедительно прошу вас предупредить об этом ваших коллег.
Больше они меня не беспокоили. Может быть, дошло, что ни меня, ни Гордану в Аквилонию уже не вернуть.
Вот так я и живу теперь, и полностью жизнью доволен. Все, что мне нужно для счастья, — моя семья, мое призвание и мои ученики. И все это у меня есть.
Здесь, в Кортании, я выстроил не просто свой новый дом. Порой мне кажется, что я создал тут небольшой кусочек моей милой Японии. Или, наверное, чуть иначе: где я, там и Япония. Ведь я бережно храню частицу ее в моем сердце.
