Каро с интересом наблюдала за ними. Когда их роман только начинался, они смущали окружающих непреходящим влечением друг к другу, целовались и обнимались на людях, их страсть казалась всепоглощающей, теперь же они вели себя как совершенно обычная супружеская пара. По крайней мере, только с такими супругами Каро и сталкивалась в жизни – они либо помыкали друг другом, либо непрерывно ссорились. Может быть, и хорошо, что ее не постигла подобная судьба.
Оркестр сыграл туш, на сцену вышел конферансье и объявил программу на вечер: после сенсационных номеров всемирно известных актеров звезда варьете Bel de Nuit увлечет зрителей в мир ярких красок, дурманящих запахов и страстной музыки.
Каро и Мария переглянулись и вдруг захихикали. Мир ярких красок? Скорее, мир смеха. Пока что Каро держала себя в руках, но еще немного – и она рассмеется до слез.
Но, как только началось выступление, ее дурашливое настроение развеялось. Номера оказались скучными и ничем не примечательными, они никак не были связаны с карнавалом, только силач завернулся во флаг Бразилии, завязав его на плече, как тунику. Каро уже начала зевать и подумывала о том, чтобы уйти из варьете, когда на сцену вышла хваленая звезда театра. Чтобы разогреть зрителей, она в первую очередь исполнила свой хит «Frutas Doces».
Каро чуть не упала в обморок. Она никогда не думала, что музыка может так влиять на память, но теперь, когда зазвучала та же песня, которая лилась отовсюду в день карнавала в 1926 году, Каро охватили воспоминания о теплом вечере и встрече с Антонио, воспоминания, как она полагала, давно стершиеся из ее памяти.
– Ой, я знаю эту песню! – восторженно воскликнула Мария. – Ее везде играли, когда мы были в Рио, да?
– Да. – Каро едва сдерживала слезы.
– Ты плачешь? Скучаешь по Бразилии? Или что-то случилось? – спросила Мария.
– Нет, я просто зевнула. Тут очень душно.
Девушка на сцене пустилась в пляс. Она великолепно танцевала самбу.
– Она восхитительна, правда? – спросил Морис у своих спутников.
– Да, очень милая, – подтвердил Фернандо.
Женщины согласно закивали, хотя предпочли бы, чтобы эта темнокожая девушка не принимала такие распутные позы и была одета поскромнее.
Каро не подозревала, что на сцене выступает ее родственница. Девушка, чей отец сорвал ее свадьбу. Даже если бы она была знакома с Бель, то не узнала бы дочь Фелипе в таком гриме, да еще и в огромной шляпе с тропическими фруктами. Бель же, в свою очередь, не догадывалась, что в зале сидит бывшая невеста ее насильника, дочь доньи Виктории, той самой доньи Виктории, которую ее отец считал своей теткой. Со сцены Бель плохо видела освещенный зал, и все лица сливались воедино, но певица чувствовала, как зрители поддаются ее чарам. Краем глаза она заметила, что к сцене подошел Августо, поднимая большой палец. Он восторженно подпрыгивал в своем идиотском костюме попугая, и Бель, едва удержавшись от смеха, одарила зрителей лучезарной улыбкой.
У него все получилось. У них все получилось. Зал ликовал.
И только один человек в толпе не мог присоединиться к всеобщему веселью. Каро захлестнули тоска и одиночество.
Глава 40
Леон писал статью для своей колонки. Он не любил, когда его беспокоили в такие моменты и всегда злился, если его отвлекали. Но сейчас Вите было на это наплевать. Она вбежала в кабинет и воскликнула:
– Ведьма! Подлая, коварная, гнусная ведьма!
– Вита… – простонал Леон, раздраженно откладывая в сторону перьевую ручку. Он писал все тексты от руки, поскольку так и не освоил современные печатные машинки.
– Ты знаешь, что она сделала?
– Откуда мне знать? И о ком вообще речь?
– О моей матери, этой злобной, жадной, подлой…
– Она мертва, Вита. Держи себя в руках.
– Я держу себя в руках. Но сейчас она зашла слишком далеко.
– Твой гнев очень ее испугает, в могиле-то.
– Оставь свои глупые шутки. Это вовсе не смешно. – Вита опустилась в кресло и глубоко вздохнула. – Как тебе известно, она сделала Ану Каролину своей главной наследницей. И с этим все в порядке. Но ты знаешь, из чего состоит ее наследство?
– Нет. Из молитвенников? – Леон подмигнул.
– Вот и я так думала. Ты только почитай! – Она помахала у мужа перед носом письмом. – Почитай. Ты глазам своим не поверишь.
Леон встал и взял у нее письмо. Беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы узнать почерк Жоаны. Отложив письмо в сторону, он подошел к шкафу – на полочке у него всегда стояла бутылка коньяка и пара стаканов, как раз для подобных ситуаций.
– Успокойся, выпей глоток, а потом расскажи мне по порядку, что написано в этом письме и что плохого в наследстве доньи Альмы. – Он протянул Вите бокал.
Она выпила половину одним глотком.
– Много лет… Да что я говорю, несколько десятков лет она терроризировала нас своим ханжеством и фанатизмом, пугала нас своими воображаемыми болезнями. А потом, едва мы от нее избавились и она уехала – что, кстати сказать, было исключительно ее личным решением, в смысле, отправиться в Португалию… – сбивчиво принялась рассказывать Вита. – Так вот, она уехала в Португалию и изображала там бедную старушку, которую прогнала собственная дочь. Старушку, вынужденную жить в нищете. Она заставляла меня платить ей, оплачивать ее дом, слуг, врачей, паломничества. А теперь оказывается, что все это было ложью. Паломничество у нее, в Святилище Богоматери Фатимы, ха! Вместо того чтобы ездить по святым местам, она связалась с каким-то стариканом и обобрала его до нитки! Как и меня! Жадная злобная бабенка!
– Что ты такое говоришь, Вита! Она мертва. Тебе нет дела до того, чем она занималась в Лиссабоне.
– Она была невероятно богата! – Виктория сорвалась на крик. – Богата, как Крез. И заставляла меня платить ей. Почему, Леон? Что я ей плохого сделала, почему она мной так воспользовалась?!
Истерическая гневная тирада сменилась жалобами на судьбу. Донья Виктория готова была разрыдаться.
– Моя бедная Sinhazinha… – Леон погладил ее по голове, пытаясь утешить.
– Ах, Леон… – Женщина вздохнула и вдруг обмякла. Она чувствовала себя, как шарик, из которого выпустили весь воздух.
– Что же унаследовала Ана Каролина?
– Особняк, картины, украшения, антиквариат. Невероятно, сколько всего моя мать нажила!
Леон улыбнулся.
– Но это же замечательно. Посмотри на это с другой стороны: все богатство останется в семье. И наша дочь будет обеспечена.
– Я не против того, чтобы все это досталось Ане Каролине, вовсе нет. Я рада за девочку. Но меня гнетет это… подлое предательство! Такое коварство со стороны собственной матери!
– Вита, родная, тебе уже шестьдесят два года. Ты действительно так вышла из себя из-за проблем, которые доводили тебя до белого каления сорок лет назад? Эти проблемы, прости мне столь бестактную игру слов, уже давно обратились в прах.
