Хотя уже сорок лет прошло с тех пор, как республика объявила о разделении Церкви и государства и официально признавала только брак, заключенный государством, многим людям хватало и благословения священника. Они утверждали, что в этом случае сам Господь освящает союз мужчины и женщины, и их ребенок не является незаконнорожденным. По крайней мере, в глазах Бога и большинства их соотечественников, принимавших церковные браки.
Невеста была единственной из присутствующих, кого этот ритуал радовал. Остальные явно думали о своем.
Падре злился, поскольку венчание назначили на время, которое он обычно уделял дневному сну, и теперь он едва сдерживался, чтобы не зевнуть. Пономарь думал о просфорах в ризнице, которые уже начали покрываться плесенью от сырости. Служанка размышляла, не разогреть ли остатки обеда на ужин.
А жених вообще ни о чем не думал.
Голова Антонио была пуста. Он слушал шум воды в водостоках церкви, и ему хотелось в туалет. Он чувствовал запах еды, исходивший от служанки, и его немного подташнивало. Желудок переворачивался. Накрахмаленный воротник новенькой рубашки царапал подбородок, и приходилось прикладывать все усилия, чтобы не почесаться.
Словно издалека донесся голос падре. Возьмет ли он эту женщину в свои жены? «Да, возьму», – со скукой ответил Антонио.
Конечно, на самом деле он не хотел на ней жениться. Но друзья для того и нужны, чтобы помогать в трудный момент, верно? А его старая подруга как раз переживала трудный момент в жизни. Она забеременела, отец ребенка ее бросил, и теперь ей хотелось, чтобы ребенок родился в законном браке. Антонио объяснил ей, что ребенок, невзирая на их венчание в церкви, все равно будет считаться незаконнорожденным. Но его подругу это не переубедило. Ее семья и знакомые не обрадуются тому, что она втайне обвенчалась, но не отвернутся от нее. Все они были правоверными католиками, и для них венчание в церкви значило намного больше стандартной государственной процедуры заключения брака.
– Но они захотят со мной познакомиться, – говорил ей Антонио. – А к этому, дорогая моя Алисия, я не готов. Я не стану играть роль твоего мужа и уж точно не признаю твоего ребенка своим.
– Это и не нужно. Я скажу им, что ты уехал работать за границу.
– Говори им, что хочешь, главное, меня не впутывай. Я схожу с тобой к падре, раз для тебя это так важно, но не более того.
И вот теперь он стоит в этой жалкой церквушке в пригороде и клянется, что будет любить и почитать Алисию. Какой фарс! Он любил только одну женщину, но она от него отказалась.
Церемония – если это вообще так можно было назвать – предусматривала обмен кольцами. Алисия купила простые узкие обручальные кольца, а теперь новобрачным нужно было надеть их друг другу на палец. Антонио внутренне содрогнулся, думая о символической подоплеке этого обычая, но подыграл падре.
– Теперь вы можете поцеловать невесту, – сказал священник.
Алисия выжидательно посмотрела на него. Ей действительно хотелось, чтобы он ее поцеловал? И во что он только ввязался?
Антонио чмокнул подругу в щеку и повернулся к падре.
– Все, мы закончили? Мы можем идти?
Да, могли.
Перед церковью стоял «бугатти» Антонио. Несмотря на дождь, вокруг столь необычного автомобиля собралась стайка детей, с любопытством глазевших на диковинку. Вряд ли в округе встречались такие машины.
Антонио побежал вперед и открыл дверцу, затем за ним последовала Алисия, и, хотя бегала она удивительно быстро, девушка промокла до нитки. Белые туфельки – Алисия действительно нарядилась в белое, как настоящая невеста, – испачкались, прическа была безнадежно испорчена. И все же она сияла. Антонио едва мог это выносить. Он сорвал обручальное кольцо с пальца и выбросил в окно. По крайней мере, кто-нибудь из детей сегодня порадуется.
Но Алисия пребывала в неизменно прекрасном настроении. Она даже уговаривала Антонио выпить с ней за «этот знаменательный день», но он высадил девушку у ее дома и уехал.
Квартира оказывала на него гнетущее влияние. Может быть, все дело было в том, что живописный вид на бухту и бездонное небо закрывала густая пелена дождя и в комнате царил полумрак. Антонио щедро плеснул себе коньяка и выпил все залпом. Потом он налил себе еще и сел в свое любимое кресло. Читать было темно. Проклятый дождь! Зажигать свет ранним вечером – такое он делал в последний раз только в Европе, да и то зимой.
Он поспешно осушил второй бокал, встал и принялся бродить по квартире, гонимый смутной тревогой. В коридоре он нашел свежую почту, которую уборщица положила на столик. Антонио даже не стал просматривать письма – тут не было ничего, что не могло бы подождать до завтра. Ему приходили приглашения на конференции, письма других пилотов или инженеров, послания попрошаек из благотворительных обществ. Личных писем Антонио почти не получал с тех пор, как у него появился телефон. Да и кто стал бы ему писать? Его семья жила в Рио, как и большинство друзей и знакомых. Не было повода писать друг другу. Письма от старых друзей из Парижа приходили редко, а последнее любовное письмо он получил, когда ему было двадцать. Десять лет назад.
И вдруг Антонио почувствовал себя очень одиноким.
Он метался по квартире, открывая и закрывая ящики и переставляя стулья. Выходить на улицу не хотелось, но и тут, внутри, было невыносимо. Работать он сейчас не мог – не хватало сосредоточенности. Читать не мог – не хватало внутреннего покоя. Антонио хотелось чем-то заняться, но чем? Даже автомобиль отполировать не получится – не в такую скверную погоду. Чинить в доме было нечего, а готовить он не умел. Даже хлам разобрать не получилось бы – он жил в этой квартире совсем недавно и не успел накопить того, что можно со временем выбросить.
Значит, придется попросту напиться, как и поступает любой жених в день своей свадьбы. Ха!
Ну и глупая же затея – жениться на Алисии! Нельзя ему было соглашаться. С другой стороны, когда-то Алисия очень выручила его, и за ним остался должок. Тогда она поклялась, что Антонио весь вечер пробыл с ней, и это спасло его от позора и серьезного наказания. На самом деле Антонио был совсем в другом месте и занимался тем, чем не стоило заниматься. Вспоминая об этом, он улыбнулся. Да, тогда ему повезло!
Ему тогда было семнадцать, и Антонио прогуливал пары у профессора Рубинио, вместо этого самостоятельно занимаясь техникой и аэродинамикой. И соорудил аппарат, с которым решил спрыгнуть с крыши девятиэтажного здания. Аппарат представлял собой нечто среднее между воздушным шаром и драконом – и, конечно же, работал вовсе не так, как полагал Антонио. Его спас выступ на шестом этаже, до которого он и долетел-то только потому, что ветром его снесло с уготованного ему курса – то есть с курса на точку прямо под домом. Без алиби, обеспеченного Алисией, его бы не только выпороли, но и могли бы отправить в интернат. Поэтому сегодня он просто обязан был ей помочь.
Антонио налил себе третью порцию коньяка. Алкоголь уже подействовал, и мужчина чувствовал легкое опьянение. С бокалом в руке он прошелся по квартире и остановился перед сервантом, на который поставил фотографию Каро. Сколь обманчив был этот снимок! Красивая девушка сияет от счастья – и бумага запечатлела это навсегда. Но все это было лишь кратким сладким мигом, сном, от которого его столь жестоко пробудили. Та великолепная прогулка на самолете не принесла ему счастья. Наверное, нужно уничтожить эту фотографию, обманчиво сулившую ему исполнение заветной мечты. Безусловно, так Антонио будет спокойнее. Но он не решался. Выбрасывать такой удачный снимок – грех.
