Потому что продажи – это главное.
И не навещала она свой старый квартал тоже по вполне понятной причине – у нее просто не было времени. Бель работала практически круглосуточно, даже в выходные. По пятницам и субботам она выступала в эксклюзивном cafe-teatro Рио и пела там до глубокой ночи. По воскресеньям она высыпалась и вставала около полудня. У нее оставалось четыре часа до репетиции очередной песни – сеньор Перейра хотел поскорее выпустить новую пластинку. Эти четыре часа она занималась своим телом – это ведь тоже часть ее профессии. Радиозвезде, может, и не нужно хорошо выглядеть, но на сцене это было очень важно. Она помирилась с Беатрис, и подруга помогала ей, чем могла: делала маникюр и педикюр, наносила крем на тело и выпрямляющий волосы бальзам на голову, выщипывала брови и делала эпиляцию рук и ног. Все эти манипуляции нужно было совершать регулярно, а время оставалось только в воскресенье.
И Бель даже представить себе не могла, что семья обидится на нее, даже сочтет ее возгордившейся выскочкой. Только Августо удавалось до нее достучаться.
– Тебе стоит взять выходной, – посоветовал он.
– Зачем? Я не чувствую себя уставшей. Я смогу отдохнуть, когда стану старой и толстой.
– Если так пойдет и дальше, ты не успеешь состариться.
– Но если так дальше не пойдет, я не стану богатой и знаменитой.
– А ты этого хочешь? – спросил Августо. – По-настоящему хочешь?
Она удивленно уставилась на своего друга.
– Ну конечно. Чего же мне еще хотеть? Разве не все этого хотят?
– Я вот хочу быть счастливым, – возразил он. – Здоровье, любовь, семья – вот чего я хочу.
– Ну-ну.
Люди, которые не ставили перед собой великие цели, навевали на Бель скуку. А мещанское счастье, описанное Августо… Вряд ли это можно назвать великой целью. Да и у Бель все это и так имелось. Здоровье, любовь, семья? Ха!
– Тебе хорошо, – сказал он. – Твой отец – чудесный человек. Он очень тебя любит. Как и твоя мать, я уверен. Почему ты не ходишь к ним в гости?
– И когда же мне это делать? По будням я освобождаюсь только после одиннадцати. Вряд ли это подходящее время для семейных визитов. Кстати, могли бы и сами прийти в гости, если им так хочется.
– У тебя каменное сердце.
– А ты чересчур сентиментален.
Бель знала, что ее слова несправедливы. Августо не зря приписывал семье такую важность – сам он был сиротой. Отец бросил их еще до рождения Августо, а мать умерла, когда ему было шесть лет. Он и две его младшие сестры попали в сиротский приют, где Августо прожил до четырнадцати лет, в то время как девочек – одной было два годика, второй три – отдали в приемные семьи. Он потерял их из виду и с тех пор тщетно искал. До сегодняшнего дня он не мог себе простить, что бросил малышек на произвол судьбы.
Бель все знала об Августо, он стал ее лучшим другом и самым преданным поклонником, честнейшим критиком и верным слугой. Похоже, он хотел наверстать с Бель то, что упустил со своими сестрами. И Бель не возражала. При этом нельзя сказать, что она наслаждалась его братской любовью – девушка принимала его чувства как должное. Конечно, Августо ее любит – а какой мужчина ее не полюбит? Но, в отличие от других мужчин, Августо не искал плотских утех. Это ей больше всего нравилось. Романтические отношения или секс могут испортить дружбу. Взамен Бель позволяла ему всегда быть рядом. Так Августо превратился в ее тень. Когда Бель переехала в новую квартиру – крошечную, однокомнатную, зато в хорошем районе, – Августо помог ей там все починить. Без его помощи она сейчас сидела бы под палящими лучами солнца, потому что в квартире не закрывались ставни, а ее владелец не желал там что-либо менять. Бель взяла с собой Августо, когда пришла договариваться с владельцем квартиры, и назвала его своим братом. Так она предстала перед домовладельцем в лучшем свете – девочка, которую сопровождает брат, не может оказаться непорядочной, верно?
У Бель не было времени, чтобы свить себе уютное гнездышко. Да она и не видела в этом необходимости. Зачем бросать деньги на ветер, если дома она почти не бывает? Поэтому она купила себе только самое необходимое. На большее ей не хватало денег. Да, сеньор Перейра платил ей вдвое больше, чем пару месяцев назад, когда она еще была статисткой, но совсем немного.
– Он тебя использует, Бель, – говорил ей Августо. – Он очень много зарабатывает на твоей пластинке, и тот дурацкий фильм еще показывают в кинотеатрах только потому, что ты там играла. И что он тебе платит? Гроши.
– Это так. Но он же вкладывает в меня свои деньги. И идет на риск. Пластинка могла бы провалиться в продаже, верно? Кроме того, он мне необходим. У него есть связи, он знает нужных людей. Я не могу от него отказаться. Если он перестанет мной заниматься, я останусь ни с чем. Он лучшее, что у меня есть, Августо.
– Может, и так. Но я считаю, что тебе нужен агент. Он сможет выбивать для тебя хорошие контракты и не станет водить тебя за нос.
– Ты хочешь сказать, что Перейра водит меня за нос? Но это же чушь! До сих пор он делал только то, что я ему говорила.
– Сколько будет тридцать процентов от восьми тысяч?
– Это еще что за вопрос?
– Вот видишь. Ты же считать не умеешь. Как ты поймешь, обманывает он тебя или нет?
– Знаю, и все тут. Он бы не осмелился.
– Бель, не будь такой наивной! Ты думаешь, что все мужчины тебя любят и желают тебе добра. Но Перейре нужны только деньги, и все. Он любит тебя – как богач любит свои сбережения. Но он не видит в тебе человека. Ему на тебя наплевать.
– Это ты из зависти говоришь.
Августо возвел глаза к потолку. Зависть была ему совершенно чужда. С другой стороны, в нем жило сильное чувство справедливости. Он не мог молча наблюдать за тем, как Перейра обирает Бель.
– У меня просто в голове не укладывается, как ты можешь быть такой амбициозной, волевой, решительной, но в то же время такой легковерной, когда речь заходит о деньгах.
– А ты, значит, в этом разбираешься? Августо, ты же мальчик на побегушках. Ты хочешь сказать, что на самом деле ты математический гений? Ха!
– С каких это пор для тебя важны условности? То, что у меня нет красивого костюма, еще не означает, что я дурак.
– Но когда ты несешь такую чушь, в это вполне можно поверить.
– Бель, я считаю, что ты должна получать то, что тебе причитается, не больше и не меньше. И если Перейра как твой импресарио – или как там этих людей называют – будет получать тридцать процентов от твоей прибыли, то так тому и быть. И, допустим, уже после вычета его вложений и работы продюсера. Я говорю только о твоей доле прибыли. Я думаю, что тридцать процентов – это традиционная ставка для агента, хотя могу и ошибаться. Но Перейра, не моргнув глазом, оставляет себе девяносто процентов. И это нехорошо.
Бель презрительно взглянула на него, но Августо видел, что она сомневается. Считать она не умеет, это ясно. Наверное, она вообще не знает, что такое тридцать или девяносто процентов. «Пожалуй, стоит привести пример, чтобы она поняла».
