Холли бросила на него такой же взгляд, какой он бросил на цербера, съевшего билеты на финал первенства национальной лиги американского футбола.
– Ты трогал его липкими руками! Боже мой!
Он, наверное, съел пару пончиков, пока ждал в очереди.
Она наклонилась за своими антисептическими салфетками. Сидя на кровати, Холли отвернулась от Кейда и согнулась над своим компьютером, вытирая его.
Ему оставалось только следить за ее движениями в угрюмом очаровании, отмечая, как поднимаются и опускаются у нее плечи, когда она делает глубокий вдох и выдох, чтобы успокоиться.
Явно успокоившись, что с ноутбуком все в порядке, она снова поставила компьютер на письменный стол, расположив рядом с ним свой сотовый телефон, а потом разгладила матрас, на котором сидела до того.
– Послушай, Кейдеон, – произнесла она, но ее взгляд снова устремился на компьютер. Она поспешила обратно к нему, передвинула его менее чем на миллиметр в другую сторону, а потом снова начала: – Вчера ночью я была слишком ошеломлена, чтобы реагировать на большую часть того, что ты делал. Теперь я не ошеломлена. Ты не сможешь обращаться со мной, как раньше.
– Да ну? Типа спасти тебе жизнь, а потом всю ночь просидеть за рулем, пока ты спишь?
– Типа истории с моим компьютером. Это… это дурно. Я не хочу сказать, что ты не можешь им пользоваться – я не возражаю, пользуйся. Но мне необходимо отметить тебя в системе и удостовериться, что ты знаешь, как с ним обращаться.
– Я не загружал в него порно или типа того. Только узнал кое-что по Гуглу и выяснил, как нам ехать дальше.
– Но это не единственное, что должно измениться. Больше не строй никаких планов о том, чтобы раздеть меня, когда я сплю, или ворваться ко мне в душ и пялиться на меня. И даже называть меня этими женоненавистническими ласкательными именами.
– Это ты о моих нежностях? А что в них такого?
– Они унизительны.
Кейд упрямо покачал головой:
– Ничего подобного. Так принято. Так мужчины обращаются к женщинам. А нежные обращения созданы специально для женщин.
– Например?
– Например, лапочка или малышка. Так я называю только тех женщин, которые мне нравятся. – Только тех женщин, которые ему на самом деле нравятся. В «лапочке» есть что-то собственническое, а «малышка» означает привязанность. Иначе говоря, он никогда еще не пользовался этими словами. – Если женщина меня не интересует, я буду называть ее дорогой, милой или голубкой.
– Мне, вероятно, следует растрогаться от таких откровений. Я должна чувствовать себя польщенной?
– Я хотел тебя очаровать. Но ты упрямая, лапочка.
– Ты скорее очаровал бы меня, если бы относился с большим уважением к моей привычке к уединению.
– Нам предстоит ехать бок о бок, по меньшей мере, пару недель. Уединяться в таких обстоятельствах будет очень трудно, и, как ни старайся, все равно это было бы бесполезно.
Она поджала губы, как будто не могла с этим поспорить.
– А как быть с твоими ругательствами? Ты не мог бы не выражаться в моем присутствии?
– Я пользовался этими словами еще до того, как люди решили, что они непристойны. – Он принялся доставать продукты из сумки.
– Подобные выражения очень коробят тех, кого с детства приучили избегать их… – Она замолчала. – Это овсяные оладьи?
– Они.
– С медом?
– Конечно.
Он знал, что у нее слюнки текут.
– А апельсинового сока не было?
– Да нет, был.
Он порылся в другой сумке и достал зерновые хлебцы в герметичной упаковке, пластиковую ложку в пакетике, запечатанную коробку с молоком и еще одну с апельсиновым соком.
Она прищурилась.
– Все в герметичной упаковке. Сколько же времени ты следил за мной, Кейдеон?
– Достаточно долго…
Глава 14
– Я и не думала, что так проголодалась. – Холли отодвинула от себя тарелку.
– Это перемены, которые с тобой происходят. Валькирии не едят.
Холли почувствовала усталость. Кейдеон включил слабую лампу и плотно задвинул тяжелые занавески, но это не помогло.
Она опустилась на край кровати. Тело ее было вымотано, но чувства бодрствовали и кипели. Холли чувствовала необъяснимое влечение к этому демону. И ей уже было трудно контролировать свои порывы.
Раньше от разных страхов ее защищали лекарства. Теперь она оказалась без них… что делать?
Так или иначе, нужно достать их – не только чтобы заглушить это влечение, но и чтобы замедлить эти перемены.
Перемены? Не может же она на самом деле стать хуже? Она вспомнила, как родители брали ее к великолепному психиатру, самому лучшему в их штате. Он что-то бубнил ее бедным родителям о хрупком умственном здоровье Холли…
– Это классический случай навязчивого невроза беспорядка. Такие пациенты испытывают постоянный страх перед изменениями, – говорил он. – Она будет бояться потерять себя, будет часто испытывать сильное желание поступать вразрез со своим характером. Поскольку подобные импульсы могут вызвать сильное беспокойство, пациент совершает маниакальные поступки, чтобы подавить эти импульсы. Чем сильнее желание, тем более маниакальным становится поведение.
Ее родители были невероятны – терпеливые, умеющие приободрить, любящие. Они обвиняли себя в ее необычном поведении, искали какие-то свои промахи в ее воспитании, что-то такое, что требовалось для нее и чего они не имели.
Перед смертью мамочка даже просила прощения у Холли… Вспомнив об этом, она уронила голову на руки.
– Bay, крошка! – Кейд быстро сел рядом с ней. – Что случилось? – И поскольку она ничего не ответила, сказал: – Я не из тех мужиков, которые сильны в таких делах, ну… в… в утешении. Но может… ты хочешь поговорить со мной насчет того, что происходит у тебя в голове, а?
Помолчав, она сказала:
– Все это совершенно непонятно. То есть еще вчера вечером меня схватили и похитили, а потом… – Голос ее затих.
– Что – потом?
Ее голос превратился в шепот:
– Это было так страшно! Я очнулась… голая, меня раздели для совершения какого-то ритуала. Множество мужчин смотрели на меня. Я просила их отпустить меня, но они только смеялись и не обращали внимания на мои слова. А потом, когда все должно было начаться, я закричала.
– Валькириям свойственно кричать.
Она кивнула.
– Я никогда не слышала такого громкого крика. И тут разбился стеклянный купол у меня над головой. А потом прямо мне в грудь ударила молния, и она ударяла снова и снова. После этого я мало что помню. Помню только ярость, эту неконтролируемую потребность в насилии.
