— Значит, вы успели побывать там. После его смерти?
— Не нужно ловить меня за язык, — заявил Леван, разозлившись на самого себя. — Конечно, я был в офисе компании Монахова. Но всего пару раз.
— После его смерти? — настойчиво уточнил Дронго.
— Я не помню, — отчеканил Солагашвили, посмотрел на часы и сказал: — Давайте закончим нашу душеспасительную беседу. У меня разболелась голова от ваших упреков. Надеюсь, что это наше первое и последнее свидание. Больше мы с вами никогда не увидимся. Не могу сказать, что наше общение доставило мне удовольствие. Но я выслушал вас и даже ответил на ваши вопросы. А вы пообещали мне довести до сведения господина Монахова тот факт, что я не стал вам отказывать. Детали нашего разговора вы вполне можете опустить.
— Безусловно. Я так и сделаю. — Дронго поднялся из кресла.
Солагашвили тоже встал, секунду подумал и все-таки протянул гостю руку.
— Мне было забавно с вами разговаривать, — сказал он без тени улыбки.
— Мне тоже было достаточно интересно, — ответил Дронго, глядя на ладонь, протянутую к нему.
— Не хотите пачкаться? — с усмешкой полюбопытствовал Леван Шалвович.
— Пока у меня нет оснований считать вас убийцей или организатором этого преступления, — сказал Дронго и пожал руку своего собеседника. — Если буду сомневаться в этом, то можете быть уверены в том, что второй раз я не подам вам руки. До свидания.
Когда он вышел, Солагашвили покачал головой и негромко произнес:
— Опасный негодяй.
Дронго прошел в коридор и подумал:
«Опасный негодяй».
Они не удивились бы, если бы кто-то третий рассказал им о том, какие мысли пришли обоим в голову после такого вот разговора. Но никто и никогда не мог им этого сообщить. Поэтому оба остались при своем мнении.
Глава 12
Утром следующего дня Дронго позвонил Гайдаеву.
— Доброе утро, Леонид Леонидович.
— Хорошо, если оно доброе, — ответил следователь и спросил: — Вы не забыли, что завтра я должен закончить дело и передать его в суд?
— Не хотите больше возиться с этим муторным расследованием?
— Не хочу больше выглядеть белой вороной. Вавилов нашел свидетеля, предъявил нужные доказательства. Пусть теперь суд заново их исследует и оценит. Это уже не мое дело.
— Вы же не верили в виновность Хасмамедова.
— И сейчас не верю. Но все факты против него. А я не Дон Кихот, чтобы воевать с ветряными мельницами. Вы успели поговорить со всеми свидетелями?
— Успел.
— У вас другое мнение? Можете назвать мне хотя бы одного человека, которого подозреваете в этом убийстве?
— Пока нет. Я пытаюсь размышлять.
— Завтра последний день, — напомнил Гайдаев. — Вернее, уже сегодня. Потом будет поздно.
— В таком случае у меня остался только один свидетель, которого я еще не допросил.
— Интересно, кто именно?
— Сам Хасмамедов.
Наступило молчание.
— Вы же все понимаете, — укоризненно произнес Леонид Леонидович. — Это просто невозможно. Я никогда не дам вам разрешение на свидание с этим человеком. Вы не можете его допрашивать, так как формально не участвуете в этом расследовании. Вы же профессиональный юрист и должны все понимать.
— Разве я просил вас дать разрешение на подобную встречу? — спросил Дронго. — Ни в коем случае. Нам с вами никак нельзя нарушать закон. Но я официальный представитель семьи Монаховых. Если хотите, их адвокат…
— У вас есть лицензия?
— У меня есть нотариально заверенное свидетельство. В нем сказано, что я являюсь официальным представителем семьи Монаховых. На этом основании вы можете разрешить мне…
— Не могу. Вы не имеете права допрашивать человека, подозреваемого в совершении тяжкого преступления, — перебил его Гайдаев.
— Вы можете разрешить мне присутствовать на допросе Хасмамедова, который проведете сами. В законе нигде не сказано, что такое запрещено.
— Вам никто не говорил, что вы опытный крючкотвор? — с усмешкой осведомился Гайдаев.
— Вы сами сказали, что я профессиональный юрист. Я ведь не нарушаю процессуальных норм, о неприкосновенности которых вы так рьяно печетесь.
— Ладно, — сказал после недолгого молчания следователь. — Я вызову на допрос Хасмамедова и поговорю с ним в вашем присутствии. Но учтите, что я соглашаюсь на подобный эксперимент только потому, что мне жаль этого несчастного парня. Я совсем не уверен в его виновности.
Дронго кивнул в знак понимания. Гайдаев поднял трубку телефона.
Через двадцать минут в дверь постучали, и конвоир ввел щуплого худого мужчину. У него были густые черные волосы и широкие брови. Затравленный взгляд, мятая светлая рубашка, небритое лицо, наручники на кистях. С разрешения Гайдаева он сел на стул.
— Здравствуйте, Хасмамедов, — начал следователь, когда конвоир вышел в коридор. — Это представитель семьи Монаховых… — Он замялся, ему не хотелось называть ни настоящей фамилии, ни клички Дронго. — Господин эксперт, — закончил фазу Леонид Леонидович.
— Я не убивал Монахова, — неожиданно твердо сказал Хасмамедов, посмотрев в глаза Дронго.
— Это мы с вами обсуждали уже много раз, — устало напомнил следователь. — Но все равно остались непонятные моменты. Почему вы влезли в дом через окно, а не вошли в дверь, как сделал бы любой нормальный человек? Вы ведь работали охранником в поселке, а не квартирным вором. Почему выбрали такой необычный способ проникновения в дом?
— Я же вам говорил, что услышал выстрел и сразу подбежал к окну. Заглянул внутрь и никого не увидел. Тогда решил залезть на подоконник и разглядел человека, лежавшего на полу. Я спрыгнул, хотел ему помочь. В этот момент сквозняк захлопнул окно, упала и разбилась ваза, стукнула дверь.
— Все одновременно? — уточнил Гайдаев.
— Да. Был сильный сквозняк, когда я оставил окно широко открытым. Я наклонился над телом, и в этот момент в кабинет ворвались люди. Я испугался, заскочил на подоконник и спрыгнул на улицу. Потом услышал, как за мной кто-то гонится, испугался и убежал. А потом меня арестовали.
— Все так просто, — заявил следователь, повернувшись к Дронго. — Парень проходил мимо, услышал выстрел, влез, увидел убитого человека, испугался и сбежал.
— Второй выстрел он не услышал? — спросил Дронго, обращаясь к Гайдаеву.
Тот взглянул на Хасмамедова, сидевшего перед ним, и уточнил:
— Вы не услышали второй выстрел?
— Не было никакого второго выстрела, — ответил подозреваемый и вздохнул. — Я ведь вам много раз говорил, что услышал только один выстрел и увидел убитого мужчину.
