– Не трепись, кто руку тебе поломал, а то папаша меня изобьет!
Она обернулась:
– Я не предательница! – в ответном крике слышались отголоски обиды и гнева…
Гришка не смолчал. С тихой горечью сказал не ей, себе:
– Ты не предательница… Ты… журавленок.
Глава 8
Это страх
Сдерживая готовые прорваться слезы, Изочка постояла в коридоре. Толкнула коленом дверь – не заперто, мама уже дома.
– Упала, – коротко пояснила причину травмы.
– Ой ли, – засомневалась Мария и начала осторожно снимать с дочери форму и фартук, чей белый праздничный цвет вряд ли подлежал восстановлению.
– Гроза ведь была, ливень, скользко, – безнадежно завиралась Изочка, кося от боли глазами.
Мария особым кодом постучала в стенку, вызвала дядю Пашу. Веселый, шумный ветеринар заполнил собой все свободное пространство тесной комнаты.
– Что тут у нас?
Мягко развернул девочку, а все же задел плечо. Она невольно взвизгнула и не стерпела, взвыла в голос.
– Подралась, подралась! – лицо дяди Паши расплылось в лукавой усмешке. – Честно признавайся, с пацаном воевала? Кто победил?
Изочка ревела белугой, урывками удивляясь проницательности соседа, а злосчастная рука будто сама по себе вздернулась к предплечью. Глаза на миг полоснуло огнем и перцем, раздалось сочное «кр-рак-чпок», и крыло исчезло, а рука встала на место. Пламя боли, ужас и облегчение Изочка ощущала одновременно: вот как, оказывается, люди умирают… и оживают снова! Выяснилось, что просто вывихнуто плечо.
– Теперь-то непременно на свадьбу позовешь, – засмеялся дядя Паша и заговорщицки подмигнул. Руку с плечом он крепко перевязал и велел походить так с недельку.
Когда сосед ушел, Изочка набралась храбрости и посмотрела Марии в глаза:
– Я знаю: вы с папой не изменяли Родине и не посылали Гитлеру никаких донесений. Это неправда, и я не хочу задавать о неправде вопросов. Я, Мариечка, всю жизнь буду верить тебе, а не директору, даже если он выгонит меня из школы.
– Рановато кончилось твое неведение, – вздохнула Мария. – Может быть, к лучшему. Прости, что я не смогла объяснить.
Отворачивая лицо от горячего пара, она высыпала в тарелку картошку, сбрызнула подсолнечным маслом. Постояла настороженная, тихая, и вдруг, со звоном бросив ложку, упала плашмя на кровать.
…Картошка давно остыла. Липкая тревога сгущалась черной тенью в углу, давила на уши, кружила рядом. Из щелей в полу лезли и ползли к кровати невидимые в сумерках бесплотные существа, куда более опасные, чем ватага драчливых, но реальных и предсказуемых мальчишек.
Напряженно наблюдая за колыханиями темного воздуха, Изочка боялась, что кто-то холодный, бестелесный ухватит и навсегда выдернет Марию из ее рук, из постели и жизни. Гладила пушистые завитки маминых искрасна-пепельных волос цвета угасающего костра и думала о странной случайности.
По-настоящему рыжих людей на свете совсем немного. Тем не менее двое из них – дорогие ей люди. Есть еще третий… Но он, виновник сегодняшних неприятностей, конечно, не в счет.
Побаюкала больную руку. «И это пройдет», – было начертано на кольце библейского царя Соломона, Мария рассказывала.
Пройдет и это. Ни следа не останется от чернильных тайн и смутившего душу ливня. Изочка поняла тайну главной тени – выброса темного духа неуклюжего строения, качающегося над взрослым миром. Это был страх.
Надо понемногу учиться терпеть боль и не расстраиваться из-за недобрых слов. «Сила человека не в мышцах, сила – в способности противостоять тому, что пытается его согнуть. То есть в воле», – Мария говорила так, вспоминая папу, и добавляла, что дочь унаследовала отцовский упрямый характер. На самом деле папино упрямство, очевидно, и есть воля, а у дочери пока одни девчачьи капризы.
Изочка отвлеклась, и страх незаметно исчез. Он не вернется. Если будет нужно защитить Марию, рука не дрогнет. Дочь Хаима и Марии перестала бояться призраков темноты и крыс с мышами. Не боялась теперь ни убийц-хулиганов, ни директора с кусочками холодца вместо глаз. Никого. Включая диких медведей, что нападают на ягодников в тайге. Ведь ручные, которые не набрасываются на людей, водятся только у цыган.
Говорят, таежные медведи не трогают женщин, если женщины открывают голую грудь им навстречу. Даже злобные шатуны поворачиваются и уходят неизвестно почему. Может, вспоминают своих мам-медведиц?
К сожалению, Изочке еще нечего было показать медведю, вздумай он кинуться на нее в лесу…
А если схитрить? Запрыгнуть повыше на какой-нибудь пенек, снять штаны и встать к зверю задом, вверх голой попой? Разве не похоже на тетенькины титьки? Очень похоже!
Довольная идеей, она запела – почти неслышно, на малом пределе своего большого голоса, чтобы не разбудить Марию.
Песня была не советская. Текст песни сочинил старинный писатель Тургенев, автор произведения про Герасима и Муму. Изочка догадывалась – романсы советскими не бывают, тут никто не обвинит ее в кощунстве. Музыка слегка дрожала в горле от переживаний, зато слова выпевались четко, как у артиста Козина с дяди-Пашиной пластинки:
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые…
Глава 9
Рождение странника
Праздничное утро выдалось совсем не туманным, а ясным, и началось с сюрпризов. В общежитие собственной персоной заявился Гришка. Принес высушенный портфель, подшитые и проглаженные учебники. Дневник не удалось спасти. Хорошо, хоть тетрадки Елизавета Сергеевна забрала на проверку.
– Спасибо, – поблагодарила Изочка, стоя к Гришке нарочно левым боком с перевязкой – пусть полюбуется, что натворил.
Думала, постесняется при Марии, учтиво скажет: «Пожалуйста, до свидания» – и живо удалится, но не тут-то было. Теребя рыжий чуб, он смотрел в пол, переминался с ноги на ногу у дверей и не уходил.
Мария наконец не выдержала, позвала незваного гостя за стол. Как раз собирались завтракать. И снова вышла ошибка: он не отказался. Кивнул без слов, словно ждал приглашения, снял резиновые сапоги и скромно поставил в угол. По тому, что носки у Гришки оказались стираные и целые, Изочка поняла – вот именно, что ждал! Будто она не видела мальчишечьих вечно грязных и драных носков на физкультуре! Оторопь брала от такого Гришкиного нахальства. Сначала обозвал «врагиней», чуть напрочь не оторвал руку, а теперь нагло приперся распивать чаи с изменщиками Родины!
Захотелось топнуть ногой и закричать, чтобы убирался вон, а не то… А не то она убьет его навсегда! Изочка едва не задохнулась от злости, когда он без всякого напоминания поплескал носиком умывальника и вытер с краю полотенца подозрительно чистые, явно заранее отмытые руки. Пришлось отвернуться и закрыть глаза.
