– Отчего женщины повредились умом? – спросил Дэллик.
– Сестры жили с духами леса. Одна родила урода от ночного нечистого мужа. Этим летом женщины совсем одичали, прячутся от людей, как звери. Придешь с помощью или едой, так укусить могут, а сами едят все, что в рот попадет. Роются в мышиных гнездах, выкапывают земляных червей…
При последних словах старшины Сордонг сильно вздрогнул и опустил глаза.
– Хотели мы позвать жрецов, чтобы подлечили полоумных, почитали молитвы. Но разве придут озаренные люди, брезгующие недужным воздухом Сытыгана? – посетовал Никсик. – И не воздухом же будем расплачиваться с ними за возвышенные труды!
– Что же такое сотворилось с аймаком? – сокрушенно пробормотал Сордонг. – Ох, жизнь наша! Тень, брошенная на воду…
Неожиданно хозяин окрысился на старика, позорящего род перед чужим человеком. Втайне и на себя рассердился за невольные жалобы. Прошипел в сторону:
– Сотворилось, не сотворилось, живем как жили. Дурная птица не пролетела, лесной дед не сожрал. Небывалая буря выдалась – ну и ладно, землянки починим, перезимуем. Зато запасы пополним, вон сколько попадало птах и зверья.
– Славная буря, снегирей побила. Олджуна подберет, – хозяйка впервые подала голос. Он был тонок, визглив и напоминал тот, что принадлежал одному из входивших в Сордонга духов.
– Мы застали вашу дочку в лесу, – обронил Дэллик.
– Пока корзину доверху не наполнит – не придет, упрямая, – вздохнула женщина. – Опять до ночи будет где-то бродить.
Продолжая нескладно суетиться, Никсик принес с улицы рубленые куски квашеной рыбы в берестяной мисе.
– Кэнги́са, – тихо позвал жену.
Под хозяйкой заскрипели доски. Подошла, переваливаясь и отдуваясь. То, что гости приняли вначале за лежащую на ее коленях большую вещь, оказалось непомерным брюхом. Сордонг сразу понял – не ребенок подрастал в нем. В детском месте вспухала черная хворь, выпуская в живот изъязвленные мертвящие пальцы.
На одутловатом лице Кэнгисы угадывались остатки былой красоты. Полукружия бровей изогнулись, словно крылья чайки в полете, густые ресницы как углем очертили глаза, горящие лихорадочным блеском. Волосы женщина прикрыла, наподобие плата, куском телячьей шкуры. Еле примостившись на скамье, Кэнгиса зачарованно вытаращилась на чужака.
– Попробуйте нашей скромной еды. – Никсик поставил мису в середину стола. Грязно-серые рыбные куски быстро таяли в разыгравшемся тепле. В воздухе поплыл кислый болотный душок.
«Не меняют, бездельники, ям для квашения. Стенки обкладывают корой небрежно, сверху от дождевой влаги покрывают абы как. Ленятся поискать в горах Вбирающий запахи камень
[53]
, вот и стоит нестерпимая вонь, – в стыде за родичей думал Сордонг. – Рыбка должна выглядеть студнем, свежо пахнуть пряными корешками. Умеючи, из нее добрую ушицу варят с заправкой из молока и заболони
[54]
. Если б делали все по-человечьи, так и эта еда неплохо пришлась бы к столу».
– Летом приходите, угостим вас жирными карасями. – Хозяин придвинул мису ближе к гостям.
– Да, карасями, – повторила, облизнувшись, Кэнгиса. Стремительно протянула к рыбе руку и, застыв взором, убрала ее на полпути. Сордонг ощутил под столом борьбу. Видимо, Никсик пинал жену по ногам, чтобы не выказывала жадности перед гостями…
И тут старик вспомнил, что Кэнгиса приходится Никсику единокровной сестрой по отцу. Спрятал лицо за краями долбленой березовой чашки с кипятком, сдобренным мучицей из корешков озерной травы сусака.
Гадливые мысли запрыгали в голове, точно капли воды на каленом дне котелка. Понятно… Недаром говорят: «Счастливой бывает только та дочь, что живет далеко от родни». Еще когда Сордонг жил в Сытыгане, младшие братья в семьях начали жениться на вдовах ушедших по вечному Кругу старших братьев и дядек. Брали потрепанных жизнью баб ради скарба да худосочных коровок, чтобы калым не платить. Какое тут счастье! А теперь и вовсе не скопить сытыганцу калыма за красавицу невесту из дальнего аймака. На выкуп не хватит всех скудных пожитков родичей в изъеденных муравьями тордохах. Потому, видать, не придерживаются запрета брать жен в пределах девяти ступеней родства… Но взять женою сестру от младшей супруги отца – это уже слишком. Срам и грех! До неслыханного бесчестья дошли! Так, значит, красивая девочка Олджуна – плод порченой смесительной крови?!
Старик с омерзением отодвинулся от порочной четы. Повернулся к весело балагурившему Дэллику. Тот как раз взял кусок осклизлой рыбы и смачно зачавкал. Случайно заглянув ему в рот, Сордонг в который раз за сегодняшний день помертвел. Заметил, что за обыкновенными зубами челюсти странника скрывают второй ряд – острые, как обточенные колышки, клыки. Не зря мерещилось: на вид человек, а под кожей пальцев скрываются звериные когти… Дэллик – демон! Старик изо всех сил пытался отогнать от себя эти мысли, хотя догадался еще в прошлый приход гостя. Много всяких людей видел он на торжищах в Эрги-Эн, но таких жутких глаз, как у этого бродяги, – никогда.
Захотелось с воплями убежать отсюда куда угодно. Лишь бы не знать, не видеть больше странника… да… Но что дальше? Прозябать без джогура, без смысла жизни? Ждать смерти Ёлю и встречи со своими жертвами в исподней Джайан?!
Сордонг с трудом перешиб в себе страх и отчаяние. Прислушался к разгоревшемуся без его участия разговору.
– В вашей бедности виноваты воины, – вытирая запачканные руки о подол сидящей рядом хозяйки, говорил Дэллик. – Молва о засилье и несправедливости ботуров летит далеко окрест. Даже там, на юго-западе, где живет мой народ, я слыхал об этом.
– Это правда! – с горечью воскликнул Никсик. – Багалык без всяких заслуг ублажаем дармовой славой. Войн давным-давно нет, попусту носит хваленый шрам-зигзаг на щеке. Торчит в центре мира грыжей Земли! Решил, что нет у него соперников по всей Орто. Радушный народ вскормил это надменное сердце, а теперь Хорсун у конного плетку готов отнять, у пешего – посох!
– Вы платите багалыку богатую дань, – подсказал странник.
– Да, летом наш аймак доставляет в заставу лучшую рыбу, какая только попадется в сети. Якобы для того, чтобы молниеносные воины не подпускали к Сытыгану разбойников барлоров. Так положено исстари, но лихих людей нынче самих-то поискать – не найдешь. Битва с гилэтами напрочь забыта. Долина упрятана от врагов за скалами да за новой крепостью, будто ладонь в рукавицу. В Элен так мирно, что люди забыли стеречься. Некоторые не стыдятся косить боевыми батасами сено…
– Зачем нужны воины, если их служба сравнима разве что с разудалой потехой? – пожал плечами Дэллик.
– Правду говоришь… Истинную правду! Жрецы в наше время больше сражаются языком с духами, чем ботуры оружием с врагами, а мы вынуждены кормить оглоедов, сидящих у нас на шее!
