Однако не во всем оказались верны байки торговых людей. Белоликий Кубагай многое объяснил Хорсуну. Поведал о своей стране такие диковинные вещи, каких тот сроду не слыхивал. Опроверг всякую скверную молвь о нунчинах своим праведным нравом, чистым, будто вода в протоке в безветренный день. Хорсун любил ездить с Кубагаем в табуны, любил слушать его удивительные рассказы о чужеземье у ночного костра. Вот и гнедка с белой священной пометиной на лбу Кубагай багалыку присоветовал. Красивый конь Аргыс, необычный, к пяти веснам в его черном хвосте и гриве стали высверкивать лучистые красные пряди. Умный, как человек…
Нунчин тосковал о своих корнях, о родной земле с золотыми полями и высокими крупнодеревыми рощами, полными зверья и цветов. Но северная земля не отпускала его. Где-то в Великом лесу-тайге жила, может, в неизвестном стойбище кочевников, может, в плену у волчьего ветра, его любимая жена Гуона, потерявшая память. Если б она помнила семью, непременно вернулась бы в Элен. Значит, точно лишилась памяти.
Кубагай очень хотел верить, что жена жива. И верил. Несколько раз ездил ее искать по дальним селеньям и кочевьям, но не нашел и слуха. Глядя в сверкающие неистовой верой глаза табунщика, Хорсун не осмеливался спросить: даже если с Гуоной все обстоит так, как он думает, куда же тогда подевались шаманы Терют и Сарэл?
Доверяя Кубагаю во всем, как лучшему другу, багалык не открылся в единственном. В знании о предательстве удаганки. Неприятно ему было, что друг слишком часто вспоминает жену с упрямой мечтою об ее возвращении и непреходящей любовью. Женщины так и вились вокруг статного нунчина, а он видеть не видел их волнующих взоров. И за эту верную, несокрушимую ни временем, ни женским соблазном любовь Хорсун зауважал его еще больше.
Нарьяна внешне походила на отца. Приглядевшись к быстро растущей девчонке, багалык однажды узрел в ней красивейшую из женщин. Самую желанную. Нравом она выдалась не в мать Гуону – кроткая, нежная и такая доверчивая, что Хорсуна от мысли об ее беззащитности порой в холодный пот бросало. Вот и сейчас… Только б не сбылись страшные приметы Дилги!
Багалык привычно подосадовал на свою влюбленность. От любви, говорят, теряется чуткость, тело слабеет, скачут-бродят в голове мысли, не свойственные ботуру. Прямо как у него сегодня.
Пора бы успокоиться. Недаром старцы осуждают женатых воинов, а предки оставили песнь-заповедь:
Не льни к прелестнице, не рви ей душу,
упреков матери-отца не слушай,
не обвиняют сына пусть они.
Раздай пожитки, поделив их ровно,
скот во дворе оставь и хладнокровно
табун свой Дэсегею прогони.
Не допускай к себе мечты о власти,
забудь про человеческие страсти
и свыкнись с одинокою судьбой.
Ты избран берегущим стражем рода
и потому жить должен вне народа,
чтоб смерти не привлечь в аймак с собой.
Научит Илбис-бог искусству биться,
а дочь его, красавица Элби́са
[59]
,
с десницею, кровавой до плеча,
женой твоей на поле битвы станет,
споет тебе палящими устами
песнь гордую победного меча!
Твое богатство – нет его дороже, —
ни в дар кому-то, ни в обмен не гоже, —
лихое боевое мастерство.
Твое хозяйство – лук и острый болот,
твой дом – курган, где вечно будешь молод…
А друг твой – конь, нет преданней его!
Жизнь ратоборца – долг непреходящий,
отдача долга – в радости пьянящей,
когда с врагом встречаешься в бою.
Твой каждый день стать может днем последним,
но знай, что ты, святой земли посредник,
за мир в мирах сражаешься с Ёлю!
Раньше из-за близости к смерти застава считалась нечистой. Люди к ней без большой нужды близко не подходили. А теперь воины превращаются в охотников. Аймачные собирают в Двенадцатистолбовой Большие сходы…
Все же Хорсун решил, вернувшись домой, рассказать Нарьяне об ее матери. Он вдруг крепко уверился: странник когда-то впрямь показал ему сон. Явление шаманов, разговор с ними были всего лишь видением, таким же лживым, как камлание сытыганского мошенника Сордонга на сходе. Как приснившийся нынче черный ливень…
Гуона с Кубагаем, несомненно, встретились в другом мире. По словам Хозяек Круга, большая любовь уходит вместе с теми, кто носил ее в сердце. Мудрые старухи знают, о чем говорят, и любить воинам не запрещают. Хорсун подумал об этом, и на сердце у него полегчало.
Домм девятого вечера
Тайна мастерицы шить
Утес Каменный Палец возвышался сразу за одним из округлых холмов-близнецов, которые равновеликими крыльями обнимали селенье Крылатая Лощина. Аймак радовал глаз. Редко, но ровно раскиданные усадьбы разбегались от клина межгорья и рассыпались перед сосновым перелеском и мысом. Сбоку в изгибе мыса скрывался неприметный залив, выход в Большую Реку. Кузнечный выселок располагался под углом сходящегося подножия крылатых холмов.
В широком дворе главного кузнеца и хозяина кузни Тимира когда-то стояла старая юрта одинокого шамана Сарэла, хорошего человека и славного благословителя. Тимир полагал, что добрый дух, витающий над его усадьбой, не обижается. Кузнец каждую весну с молитвой кропил землю двора кумысом, укрепил покосившуюся, черную от времени родовую коновязь Сарэла. Рядом поставил еще два столба, пониже и поскромнее резьбой.
Поблизости в разломе холмов по каменистому руслу бежал неглубокий ручей, удобный для кузнечной работы. Бывший ко всему прочему рудознатцем, Тимир давно отыскал в этих горах богатый железистый пояс – отвердевшие слезы праматери лосихи. Жила нанизывала на себя горы, как две громадные бусины. Залегая близко к поверхности земли, она не обводнялась в вырытых ямах кислой въедчивой влагой, как в других рудных местах. Ходить далеко не надо, все рядом. К концу лета и в Месяц опадания листвы железняк доставали нанятые добытчики. Забрасывали камни по пологому откосу к ручью – по всей его длине можно было намыть рудоносную россыпь. Весной после убыли воды мальчишки собирали богатые железом окатыши в обмен на гвозди и всякую хозяйственную мелочь.
Год назад в скалах, в нескольких кёсах за Полем Скорби, Тимир обнаружил скрытый землей и лишайником валун ярко-голубого цвета с синими и белыми прожилками. Пошарил кругом, зашел подальше – подобных не нашлось ни одного, даже мелкого. Должно, сверху упал, неспроста цветом небесный. Тимир выщербил от валуна камень размером с ладонь. Надумал тайком от жены выпилить шесть бусин ей в праздничные серьги, по три на каждую. Таких, с камушками, еще никто не делал.
