Урана хлопнула себя по лбу, отругала за беспамятность. Совсем растерялась корневая сила ее воспоминаний! Давно бы надо навестить Нарьяну. Наверное, Айи-Сита уже приспела к ней, и Дилга пометил рождение ребенка тамгой на бесконечной пластине начал и концов. Интересно, кто появился?
Воинов, говорят, все еще нету с охоты. Вдруг нехорошее произошло? Ох, отведи беду, божественный конь Дэсегей!
Урана думала и вспоминала, а руки работали, привычные чувствовать тепло вещи. Ножницы двигались послушно и быстро, словно были продолжением сноровистых пальцев. Мать Тимира всегда восторгалась, как ловко это получается у невестки…
Тени памяти не сделаешь живыми, не оденешь ушедших людей в красивые платья. Кто бы сперва нарастил мясо и кожу на истлевшие кости! Никому не подвластно. Почему люди умирают?..
Родители мужа рано исчерпали данный Дилгой срок. При них Урана старалась казаться меньше и слабее, стыдилась крупного нечадородного тела, большой бесполезной груди. Она любила свекровь и считала почти своей матерью, ведь та вырастила ее с малых весен и тоже любила как дочь. Но упрек, высказанный старухой перед смертью, и сейчас невыносимо жег и терзал сердце: «Ждали не мастерицу шить, а мастерицу рожать».
…Сандал хороший жрец и человек. Достучался до Алахчины. И Айи-Сита по зову пришла. Слепая Эмчита хорошее слово богиням сказала. Всем им поклон до земли.
Урана затравленно оглянулась, будто кто-то мог застать ее за тайными мыслями, поймать, уличить. Потому что, кроме молитв и обрядов, была тайна… Было другое, чего не забыть, как бы ни хотелось.
* * *
Позапрошлым летом Урана собирала ягоды в лесу. Увлеклась, забрела далеко и заблудилась. Незнакомая тропа привела женщину к озеру Диринг. Она знала, что где-то здесь жительствует бывший шаман Сордонг, отступник сытыганского аймака. Этот берег люди обходили стороной, имя старика лишний раз старались не поминать. Поговаривали, будто, обитая один-одинешенек, он взбесился от тоски и темными ночами пляшет с водяными на берегу. Урана сказкам не верила, но тут испугалась – а вдруг правда взбесился? Поспешила по тропе в другую сторону, попетляла и снова вышла к Дирингу.
На высоком берегу озера за трехжердевой изгородью стоял сиротливый тордох. К Уране, грозно лая, бросилась черная собака. Из двери высунулся тощий старик с угрюмым лицом, кликнул пса.
Сордонг встретил заблудившуюся женщину неласково. Потом, выслушав сбивчивые объяснения, смягчился. Был, оказывается, знаком с Тимиром. Привязал собаку к изгороди, кивнул на чурбак во дворе – садись. Сам опустился на порог. Завел обычную беседу о новостях. Урана отвечала на вопросы, удивляясь: живет отшельником, а дела в долине ему известны. Да и вообще любопытным оказался. Соскучился, знать, по человеческому разговору. Лишь когда спросил о семье, запнулась. Начала в неловкости выбирать листики и хвою из ягод в туесе. По ее молчанию Сордонг, наверное, понял, что у них с Тимиром нет детей.
– Хочешь ребенка? – спросил без обиняков.
Глаза Ураны от неожиданности вмиг затуманились влагой.
– Да, – нечаянно призналась сразу, хотя до сих пор осторожничала говорить с кем-то о своей беде. Слишком скорым был вопрос, будто обухом пал, и рухнула закрытая в сердце плотина. Не думала, что так больно это со стороны услышать. И вот они – слезы. Текут и текут, не остановишь…
– Отчего не рожаешь?
О-о, безжалостный! Разве можно пытать о сокровенном? Урана и видела-то Сордонга в жизни всего раз пять, а тут пристал с расспросами… Что сказать? Если бы сама она знала ответ! Мотнув головой, протолкнула застрявший в горле ком. Терять нечего, все равно уже выдала себя. Выдавила в смятении:
– Должно, чернота у меня в детском месте.
Сордонг внезапно привстал и, дотянувшись до живота Ураны, стремительно ощупал его. Она еще ни отпрянуть, ни испугаться не успела, а он прытко уселся на место и заявил:
– Нет никакой черноты.
– Ой ли… – Урана запоздало подобралась, сжалась от страха. Вдруг причудилось, что Сордонг не пальцами трогал, а какой-то отдельный от лица глаз прикладывал к ее чреву и быстро убрал. Но глаз успел заглянуть сквозь одежду и кожу вовнутрь. В животе стало холодно и неприятно.
– Я – шаман, – пояснил старик. – То есть был шаманом… давно. Мой джогур ушел… Однако не весь. Кое-что осталось в руках и мыслях. Я коснулся тебя, и мои руки сказали, что ты совершенно здорова всеми местами, женскими и детскими, какие есть у бабенок. Твоя болезнь находится в голове и… – Сордонг усмехнулся, – в том молоте Тимира, который бьет, не выжигая живых искр.
От волнения Урана вначале не поняла, о чем толкует старик. А когда наконец смысл дошел, отчаянно покраснела.
– Кузнец работает со всякой рудой и камнем, – продолжал Сордонг, – а души иных камней, рассердившись, что их разбудили, могут наслать незримую немощь. И хотя человек-мужчина с виду здоров и не квёл в постели, его детоносная сила слабеет.
Урана вспыхнула еще ярче, прикрыла загорячевшее лицо рукой. Помстилось – щеки сейчас огнем воспылают. В мозгу зазвучали предсмертные слова свекрови: «Ждали не мастерицу шить». Вспомнилось, как в детстве матушка Тимира заставляла уступать мужу в мелких ребячьих ссорах. Как отец выговаривал сыну за попытки помочь маленькой супруге: «Ты – человек-мужчина. Ты – глава и опора семьи, хозяин и господин! Твоим ли мастеровитым рукам пачкаться в навозе? Пусть о коровах и доме думают женщины, а у нас с тобой есть кузня!» Предстало перед Ураной и хмельное от кумыса, виноватое и одновременно вызывающее лицо мужа, когда он под утро являлся с праздничных гулянок. Ей было ведомо: бабы жалеют Тимира. Такой мужчина, ах! Высокий, красивый, наследный мастер! Молодой, но уже почитаем народом, избран аймачным главой!
Память язвила, припоминая косые взгляды кумушек, их нарочно громкие перешептывания: «Упрямец наш старшина, не берет себе младшую баджу. Бережет бесплодную женку. А чего нерожайку беречь-то!»
Сордонг словно воочию созерцал мысли Ураны. Она ведь порой и сама подумывала, что детей нет не по ее вине.
– Муж перестанет любить тебя, если ты ему об этом обмолвишься, – произнес старик.
– О чем?
Сордонг засмеялся. Он и впрямь видел мысли насквозь.
– Мужьям не нравится, когда об их вине говоришь. Лучше найти для утех другого, обмануть кузнеца и родить дитя. Пока не поздно. – Старик скользнул по дородному телу женщины изучающим взглядом. – Пока ты сама еще в силе и привлекаешь мужчин.
Далеко же зашел разговор! Урана встала, стараясь не показать, как она обескуражена и возмущена.
– Пойду. Где тут тропа, что приведет меня к дому?
Сордонг вызвался проводить. Ей теперь было противно стоять даже в трех взмахах руки от него. Еще досаднее от своих же признаний. Но помешкала и не стала отказываться. Пусть не надеется, будто его забоялась. К тому же темнело. Она вряд ли скоро нашла бы дорогу домой, а там коровы не доены. Муж, поди, сердитый сидит у окна, ужина ждет.
