Модун смогла выбраться из дома, когда все было кончено. Кугаса закололи копьями и забросали горящим сеном…
Проговорив последнее, Асчит опустил лицо в ладони.
– А ты? Где в это время был ты?! – зарычал багалык, железной рукой схватив его за плечо.
– Я… я спасал довольствие и, конечно, повоевал бы… – промямлил мясовар. – Но они стукнули чем-то по голове. Я не сразу опомнился, а потом…
– Довольно, – перебил Хорсун, скрежетнув зубами. – Если б ты бился, как человек-мужчина, тебя бы убили. – И, расслабив пальцы на плече Асчита, оттолкнул его, как пустую шкуру.
От мысли о том, что Нарьяна находится в плену у сытыганцев, огнем вспыхивало и ломило темя. Хотелось разодрать грудь, выпустить из себя зверя – и убивать… Убивать!!!
Хорсун скрестил руки и стиснул пальцами локти, словно пытаясь приподняться над землей: «Уймись! Не уподобляйся бесам!» Заставил утихнуть гнев. Постоял молча, с пустой головой и крепко зажмуренными глазами, чтобы не потерять себя. Надо было пережить малое время, ни о чем не думая, иначе сердце вот-вот лопнет… Плач Модун ворвался в куцые клоки оборванных мыслей. Странные ее слова втиснулись в затуманенное сознание морозно, колюче, комком снега за шиворот:
– Страшный человек с красными зрачками…
И вновь память сделала кувырок, сверкнули ледяные глаза.
– Страшный человек с красными зрачками… Страшный…
О, сколько может повторять одно и то же безумная женщина! Хорсун со стоном зажал уши. Потом он не помнил, как вернулся в свой двор, бесцельно побродил по нему и оседлал Аргыса. Осознал себя лишь на коне перед воинами. Они собрались возле юрты погибшего Кугаса в полном составе. Сжав рукоять батаса в чехле, багалык проговорил:
– В Сытыган.
Сказал и вздрогнул от кровожадного рева дружины, потрясающей копьями. Скорые к мщению воины успели переодеться. Вновь осбруенные лошади храпели так, будто лесной старик-шатун в злости на свою бессонницу драл березовую кору на морозе.
– Не все! – осадил багалык, готовый по башке себя стукнуть за безотчетную спешку. Назвал всего троих.
Медля и ворча, но не смея возразить, разочарованная дружина оборотилась к Двенадцатистолбовой. Отрядники занесли убитых в юрту. Кто-то окликнул:
– Хорсун!
Голос был женский. Багалыку почудилось, что его зовет Нарьяна. Обернулся резко и впервые едва не свалился с седла…
Подбежала Модун.
Беда мутит голову человеку, беда же и отрезвляет ее в какой-то непостижимый миг. Не дает опрокинуться рассудку, втоптаться в черную бездну душе… Темное от горя лицо женщины осунулось, но глаза смотрели твердо и цепко.
– Возьми меня с собой.
– Нет.
– Возьми, иначе я брошусь под копыта Аргыса, – пригрозила Модун.
Он понял – так и сделает. Что-нибудь сотворит с собой. Сдался:
– Ладно.
Спросил приглушенно:
– Ты видела странника?
– Да. Незнакомец с красными зрачками, воткнутыми в лед, посмотрел на меня в окно. Такие глаза нельзя забыть…
Женщина всем телом задрожала от страха. Хорсун слез с коня и обнял ее. Какой бы Модун ни была статной, прижавшись к могучей груди багалыка, она показалась себе маленькой да и пришлась ему по плечо. Рассеянно гладя ее по голове, он молился, закрыв глаза. Модун тихо заплакала:
– Прости… Не уследила…
Домм второго вечера
Цвета измены
Слепая старуха Эмчита бросила в корзинку железную мотыжку вместе с выкопанным корешком травы-воина. Протянула руку к Берё, своему поводырю. Понятливая собака тотчас подсунула голову под ладонь. Хозяйка привычно запустила пальцы в густую теплую шерсть. Недавно Берё исполнился год, но пес уже почти вошел в силу. К осени он отлинял, лишь на поджарых светло-серых боках кое-где висели грязные клоки. На лбу, над внимательными изжелта-карими глазами, виднелись кружки темной шерсти, напоминающие пару дополнительных глаз. Таких собак зовут четырехглазыми, считают собачьими шаманами. Говорят, они хорошо видят духов, разумеют язык вещей и человечью речь.
Слепой повезло весну назад. Примерно в такое же время Эмчиту позвали помочь на обряде проводов богини Айи-Ситы, сказать ей и Хозяйке Земли Алахчине слова благодарения. Кузнецова жена Урана после долгих бесплодных весен наконец-то разрешилась первенцем.
Старуха не удивилась, когда вместо ребячьего плача услышала в доме тявканье щенка. Значит, был еще один обряд – подмены ребенка. Погодя узнала: сына кузнеца отдали на догляд и прикорм многодетной семье. А пока мальчика должен заменить песик, взятый у недавно ощенившейся соседской суки, чтобы обмануть бесов. Если нечисть захочет навести смертельную болезнь на сына кузнеца – собачье дитя ее примет.
Соседка сетовала, что пристроить удалось только двух щенков из большого помета, и Эмчита после обряда отправилась к ней. Одного хозяин как раз собрался утопить. Никто не хотел его брать. Пес с лишними потусторонними глазами может вырасти опасным. Легче избавиться от такого, пока еще обыкновенные глазки слепы. Эмчита попросила ненужного себе, и люди обрадовались: не придется губить живое существо. Хозяин честь по чести проверил щенка на крепость. Поднял за хвостик, дал старухе потрогать собачью спинку. Малыш ни звука не издал. Только выгнулся упрямым тельцем и задвигал передними лапками, загребая воздух в поисках опоры. Хотели еще на озерце испытать, но Эмчита, представив, как щенок, выпучив глазки, отчаянно колотит лапками в жгуче холодной воде, запротестовала. Чего доброго, заболеет еще.
Люди добрых слов наговорили напоследок, чтобы душа оторванного от матери не держала зла. Мордочка, мол, у него забавная, смышленая, и шерстка красивая, светло-серая, как у волчонка. Слепая, по обычаю, отдарила хозяев новым берестяным туесом. Прижала к себе бурно дышащий комок и почувствовала, как трепещет испуганное щенячье сердце. Отлучили кроху от теплого вороха сена в углу, от влекущих запахов сухого лета, свалявшейся шерсти и материнского молока. Успокаивая, Эмчита погладила дрожащий бочок. Щенок затыкался носом в ладонь, привыкая к запахам нового убежища. Схватил зубками палец и до самого дома не отпускал, все легонько грыз и мусолил.
Она назвала его Берё – волк. Прозвища пес не посрамил. За год вымахал в крупного зверя, и впрямь похожего на волка по уму и стати. Чужой человек не сунется сдуру погладить. И кость бросить остережется. Неподкупный пес не возьмет, даже если голоден. А кто задумал худое – держись! Правда, Берё и тут попусту не кинется. Прежде хозяйку послушает и уж ее-то в опасности не бросит. Лучшего поводыря и охранника слепой не найти.
В двери маленькой юрты Эмчиты кузнец выпилил небольшое отверстие и прикрыл его куском оленьей шкуры. Собака может входить и выходить, когда ей надо, не беспокоя хозяйку. Спит под лежанкой, шума производит мало и ест опрятно. Эмчита спокойно ставит молоко в туесе, мясо с супом на прохладный пол, чтобы дольше не кисли. Честный пес без разрешения ничего не трогает, близко к туесу не подходит. Быстро выучился таскать поноску, плавать за водяной дичью. Знахарка, не смотри что слепая, охотница, поудачливее иных мальчишек. Да и сам Берё хоть куда охотник. В нынешнюю бескормицу ненадолго уходил в лес и пустым не возвращался. Правда, приносил часто несъедобное для человека – лесную мышь или суслика, но хозяйка обязательно благодарила, и собака была счастлива.
