О них вечно судачили кумушки. Мясом не корми, а дай посплетничать о долгоиграющей бабьей силе Эдэринки, чье лоно все еще плодотворно принимало мужское семя. Все косточки супругам перемололи, перетерли втихушку. Ишь какой плотник Силис – мало ему ребятни, продолжает стругать! А жена его до сих пор светлокожа, густоволоса да смешлива, и не заподозришь, сколько ей весен. Ступает величаво, будто земля для нее одной слеплена. Улыбается неувядаемым лицом, оправдывая свое имя – Эдэринка, что значит Юная.
На самом-то деле, шептались завистницы, женское время невестки остановила, оставила ее в гладком теле мать Силиса, Главная из трех Хозяек Круга. Неспроста Эдэринка то и дело шастает в юрту почтенных старух, стоящую особняком у лиственничного колка. Говорят, учится у них не горшечному умению – она и сама из глины лепить мастерица, – а великим тайнам Земли.
До Силиса доходили эти разговоры. Он лишь посмеивался. Чего обижаться на глупых женщин! Боялся только, что жена и впрямь может бросить его, уйти к старухам, когда боги востребуют мать обжигать горшки в небесах. Хозяек должно быть три, и живут они обособленно. Таков обычай, не сегодня придуманный.
У матери было девять дочерей. Последыш Силис явился на свет, когда ее весны далеко перешли за грань зрелости. Ветер судьбы давным-давно разнес сестер по разным аймакам умножать чужие роды, вот мать и старалась передать невестке свои вековые знания. Неровен миг, свалит негаданно немочь, прискачет одноногая Ёлю и моргнет на старую избирательным оком. Кто тогда сменит на посту Главную Хозяйку, самую древнюю из трех хранительниц земных законов?
Буланый послушно встал у коновязи. Погладив ладонью серебристое обветренное дерево столба, старейшина тронул поводья – дальше, конек! Застыдил себя: отвлекся на сторонние мысли. Забыл, что явился на Суглан посмотреть – здесь ли, в продутых ветром просторах собраться народу, или лучше в Двенадцатистолбовой. В тесноте и неудобстве, зато в тепле… С заботою огляделся вокруг.
С одной стороны, еще не холодно, хотя буря нанесла обильного снега. С другой – снег тает и превращается в слякоть. Дорогу развезло, не пройти сюда ладом, не проехать. У тех, кто явится пешком, торбаза до щиколоток промокнут. Заболеют люди, стариков скрутит спинная хворь. Чего доброго, сляжет кто-нибудь после схода. Ну а путь к заставе по всей долине тверд, нипочем любая грязюка. К тому же могут снова нагрянуть теплые дни. Это плохо: мясо, привезенное воинами с охоты, почернеет, высохнет сверху даже в леднике, если главный мясовар Асчит не успел облепить туши мокрым снегом для лучшего хранения. А придя в Двенадцатистолбовую, люди заберут свои доли, безлошадным помогут с оказией. Помощникам Асчита станет меньше мороки охранять горы добычи от грызунов, привлеченных свежим запахом крови и сала.
Нельзя медлить со сходом. Страшные и непонятные дела содеялись в долине. Отродясь не бывало такого, чтобы люди близких родов, как взбесившиеся волки, вдруг начали убивать друг друга. Всегда мирно жили. Хорсун помогал аймаку Никсика, Никсик благодарил Хорсуна…
Но больше всего старейшину беспокоил высокий человек в черном одеянии, о котором рассказывала дочка сытыганского старшины. Память Силиса прекрасно сохранила события тревожного Малого схода в те дни, когда исчезли шаманы и удаганка. На том сходе Хорсун, тогда еще совсем юный воин, тоже утверждал, что видел возле Сытыгана путника с ледяными глазами, в черной кожаной дохе. Надо бы хорошенько расспросить багалыка о прошлой встрече со странником.
Помнится, шаман Сордонг, камлая, пытался догнать белоглазого. Кричал, что чужак – злой чародей, сразивший волшебников Элен ради первенства в Великом лесу-тайге. А тел потом не нашли, сколько ни искали.
Кстати сказать, после этих событий Сордонг и покинул людей, поселился отшельником в мрачном месте. Все знали, что он, черный кудесник, накоротке с темными духами Нижнего мира Джайан. Но черным шаманам приписывается большая сила, а Сордонг считался слабым чудотворцем, обладателем немудрящего дара. Некоторые же вообще находили его обыкновенным мошенником, умело морочащим головы. Выходит, ошибались. Не пустячным джогуром владел отщепенец, если небо могучею бурей заранее пожелало отметить его уход из Срединного мира. Или буря знаменовала то, что пока никому не ведомо?
Хорсун, верно, мучается, в гневе прикончив Сордонга. Приехал с охоты, а тут смерть жены и первенца, еще и в заставе беда. Любой мог от горя разум потерять. Не стали ботуры и вдова Кугаса молчать о страшных откровениях отшельника, и правильно сделали. Оказывается, он сам много весен назад прикончил ни в чем не повинных шаманов. Страшный человек – связавшись с белоглазым злодеем, собственный род довел до падения…
Что же это за странник? По описанию видевших его, наружностью незнакомец не похож на людей ни одного из всех известных народов. В отличие от других перехожих, почему-то путешествует в одиночку и старается проникнуть в Элен тайно. Когда появляется, вместе с ним приходит и лихо. Будь он человеком, его срок на Земле давно бы иссяк. Ведь все, кто упоминал белоглазого бродягу в разных веснах, говорили о нем как о порывистом и быстроногом, а значит, не старом мужчине. Но не может же человек оставаться вечно молодым!
Тут Силис вдруг вспомнил бывальщину, которую в детстве рассказывал ему старый отец.
* * *
Это произошло давно, задолго до битвы с гилэтами, на очередных торжищах в Эрги-Эн. Шаман Сарэл, один из чародеев, отравленных потом Сордонгом, благословлял товары. Призывая мир и удачу к торгам, увидел оставленную кем-то на пригорке деревянную укладку, окованную рисунчатым железом. Кликнул хозяина, а никто не отозвался. Сарэл при народе открыл нарядную крышку… В укладке каких только украшений не было – из злата-серебра, каменьев драгоценных, сверкающих, невиданных – женщины ахнули! Ринулись ближе, не руки, так очи потешить. Но благословитель, отпрянув, раскинул в стороны локти и не допустил до погляда. Вскричал встревоженно:
– Ищите хозяина, а добро его сожгите немедля!
Люди, конечно, удивились: что да почему.
– Несчастье в укладке, – ответил шаман. Сколько ни спрашивали, не стал ничего объяснять.
Вскоре объявился человек, прибывший издалече, из земель, где обитало племя нельгезидов. Это был знаменитый торговец. Его ватаге доводилось посещать южную страну Кытат, куда улетают птицы. Нельгезид привозил оттуда диковинные цветные кожи – такие нежные и гладкие, что длинные полотна лились с прилавка, как радужные волнистые струи. Расписные кожи назывались шелком. Их, говорят, целиком сдирали с огромных и смирных змей, лежащих в коконах, словно бабочки. Змей для того и разводили в Кытате, чтобы, как только вылупятся, сорвать с них кожу, пока не огрубела. За отрез шелка, идущий на одно платье, нельгезид и его товарищи просили две двадцатки отборных собольих шкурок. Не каждая женщина могла позволить себе щеголять в наряде, пошитом из тончайшей кожи кытатской змеи.
Так вот этот купчий человек признал укладку своей. Обрадовался – дескать, потерял в сутолоке, а она вот где стоит, на видном пригорке его дожидается. Но шаман Сарэл посмотрел на торговца внимательно и покачал головой:
