– Не твоя вещь, не зарься. Плохое в ней.
Купчий заладил – моя да моя. Скроил оскорбленную мину и забрал укладку. Немедля уехал с базара и ватажников своих назад повернул.
В тот же день народ начал говорить о высоком человеке в длинной черной одежде, который ходил по Эрги-Эн и все выпытывал у людей о нельгезидах. Встретил его и отец Силиса, выбранный стражем торжищ вместе с несколькими молодыми воинами. Ботуры хотели схватить мужчину. Глаза его им не понравились – белые, нелюдские, словно и не глаза вовсе, а выдолбленные изо льда бусины. Но ведь не задержишь человека только лишь из-за странного цвета глаз. Больше в нем ничего подозрительного вроде бы не было. Мало ли какие обличья у наезжающих отовсюду торговцев. Вестимо – Орто круглая, пестрая, многоязыкая, многоглазая…
Пришлец вел себя скромно. На языке саха изъяснялся бойко, чем сумел расположить к себе стражей. Пояснил, улыбаясь, что собрался взять молодой жене серьги в подарок, а тут, сказывали, у нельгезидов самые красивые украшения. Потому, дескать, о них и спрашивал. Товары свои он будто бы обменял с доброй выгодой и сильно торопился домой… А где был срезан его пуп, где его кровь и земля – не сказал. Изловчился досужими разговорами головы стражам заморочить.
Прошло пять весен, и вновь левый берег Большой Реки расцвел кругами товарных рядов. Обочь задымились кострища, раскинулись шатры и чумы. Полно прибыло знакомых и новых менял, мастеров, певцов, ведунов, съехавшихся со всяких лесных, степных и морских земель. Вот только того торговца, что прихватил укладку в предыдущие торжища, все не было.
Кто-то вспомнил, что расторопный нельгезид намеревался двинуться на край-конец запада Орто. Хотел обменять богатые украшения у тамошних умельцев на секрет изготовления чуда из чудес – прозрачной посуды и отражающих пластин, вырубленных из воды. Из необыкновенной воды – застывшей без холода. Собственными якобы руками желал торговец постичь мудреное ремесло.
Потом на больших лодках с полотнами, ловящими ветер, приплыли купчие люди из нельгезидов. Эти были другие, новички в торговом деле. Они-то и поведали жуткую историю о невезучем земляке. Никуда тот торговец не поехал. Еле-еле добрался он тогда до своего городишка. Укладку с гибельными драгоценностями выбросил по пути в глубокую горную расщелину, да поздно. Все его приятели-ватажники еще в начале дороги умерли в страшных мучениях. Сам торговец тоже был болен смертельно. И лучше бы сгинул где-нибудь подальше от родных мест, потому что принес с собою прилипчивый недуг, от которого на теле высыпают кровоточащие язвы. Месяца не миновало, как зараза охватила весь городок. Соседи перестали ездить ближней к нему дорогой и к себе никого оттуда не подпускали. Велено было стражам, завидев людей с того краю, издали стрелять из луков без предупреждения, а трупы тотчас сжигать, забрасывая издали факелами. Однако никто из городка, обнесенного крепостью, так и не вышел. Видать, всех скосила коварная болезнь. Густой травой заросли дороги к пропащему месту. Народ по сию пору в ту сторону не то что пойти, а и повернуться боится. Вдруг да ветер надует смерть?
Однажды нашелся смельчак, на спор проскакал на коне лунной ночью близ проклятого городка. Возвратился с выпученными от страха глазами, и конь взмылен. Сказал, будто видел, как по верху крепостного вала бродят изъязвленные мертвецы. А водит их туда-сюда за собой долговязый странник в развевающемся черном платье. Глянул странник сверху на храбреца, и у того едва сердце вживую не заморозилось, такие были у побродяги страшенные, добела выстуженные и светящиеся, как у филина, очи. Он смеялся, а мертвецы выли и плакали.
– Ну, то, поди, враки, – завершил рассказ отец, заметив, что Силис дрожит от испуга. – Мало ли что кому дурное приблазнится возле нехорошего места.
– Но ты ведь тоже видал с-странника? – лязгнул мальчишка зубами. – У которого глаза-то ледяные…
– Видал. Ну и что?
– Так это, поди, тот, который мертвецов по валу водил.
– Может, и тот.
– Как ты думаешь, кто он?
– Думаю, демон.
– А почему умершие ходили – они же неживые?
– Потому что стали духами Йор, блуждающими по земле в поисках потерянных душ.
– Все люди становятся Йор, когда умирают?
– Нет, в Йор чаще всего превращаются черные шаманы, непогребенные покойники, люди, похороненные с неверным соблюдением обычаев, либо те, у кого на Орто остались неотмщенные обиды.
– Что они делают?
– Мучают родичей дурными снами, напоминая о себе. Иногда носятся над землею стаями, будто осенние листья. Бывает, злой дух Йор, жаждущий мщения, входит в какого-нибудь человека, делает бесноватым и худые дела творит его руками.
– Какие, например?
– Хватит, парень, разговоров. Спать пора, – посуровел отец. Не рад был, что рассказал сыну на ночь страшную историю.
Силис взмолился:
– Еще один вопрос – и все! После-то нельгезиды привозили в Эрги-Эн этот… как его… шелк из страны Кытат?
– Не привозили. Вот и ладно. А то придумали рядиться в кожи змей, сородичей бесов!
– Кто-нибудь вызнал секрет воды, застывающей без холода? – заторопился Силис.
– Нет. – Отец задумался. – Правда, в год, когда на нас напали гилэты, на торжища откуда-то совсем издалека прибыл купец с всякими причудливыми товарами. Среди них был круглый бронзовый отражатель лиц. То ли щит напоминала эта штуковина, то ли мису начищенную… Чистейшей воды глядельце. Местный кузнец сказал, что изготовить такое несложно при знании некоторых хитростей, ему, к сожалению, неведомых.
– А если демон еще раз… – начал было Силис, но отец прервал:
– Все, теперь спать.
* * *
Неспешно огибая Суглан, Силис задумался, как отец когда-то.
Смертоносная укладка с драгоценностями, несомненно, принадлежала белоглазому демону и предназначалась людям долины. Старейшина догадывался: давняя бывальщина, сражение с гилэтами, история с убитыми Сордонгом шаманами, странник и, кажется, даже торжища – все это неуловимо сплетено с событиями теперешней осени.
Измельчал товарами Эрги-Эн. Нельгезиды не пропускают всенародные торги, но другие гости из-за дуги моря Ламы нечасты. Мало и редко доставляли теперь купчие пчелиного меду, благовонных мазей, резвых тонконогих лошадей на развод. А шелка с тех довоенных пор вообще никто на базаре не видел.
У Эдэринки сохранилось ветхое шелковое платье, доставшееся ей от бабки. Силис не раз рассматривал его, дивясь затейливой красоте цветистой травяной вязи. Он давно понял, что змеиная кожа тут ни при чем. Те же нельгезиды возили в Эрги-Эн добротное сукнецо, беленые и крашеные холщовые полотна. Их, по словам торговцев, делают из какого-то растения. Холсты, очевидно, вяжут подобно тому, как женщины саха плетут циновки из болотного ситника или конских волос. Сдается, шелк в Кытате плели так же, но из протяжных искристых нитей тоньше и намного прочнее волоса. Ну да мало ли во Вселенной чудес. Может, радужные кытатские змеи, будто мизгири, выпускают такую нитяную паутину.
